Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
Шрифт:
— А почему вместо него пишет бабушка?..
— Потому что он не знает, что я об этом думаю. Кроме того, уверена, что он считает это более приличным, как и то, что нужно пригласить мою мать. Ох, уж эти условности, он еще верит в условности.
— Клотильда, ты забыла, ведь Петер беден, он иностранец.
— Да, верно, забыла. «… Если дела помешают вашей прелестной матери вас сопровождать…». Слышишь: моей прелестной матери? Ну уж нет, стоит только показать ей письмо, как она запретит мне ехать.
— Да, кстати об условностях, почему не приглашен твой отец?
— Вспомни поговорку:
— О! Как быстро ты изменилась, стала уважать условности! Настоящая г-жа Петер фон Эль, или я ошибаюсь? Ты покраснела?
— Нет, я не краснею. Но послушай, послушай еще! «Только благодаря вам он уехал помолиться за упокой ее души и только благодаря вам он стал счастливейшим из смертных». Я знала, что он сможет ее забыть и что не так уж он и болен, как утверждали. Письмо подтверждает это.
— Все хорошо, но видишь ли, я бы не полагалась так безоговорочно на письмо бабушки. Я бы успокоилась только тогда, когда Петер написал бы сам. Она-то приглашает тебя, а он? Кто поручится, что милая старушка не решила женить его во что бы то ни стало. Возможно, ты увидишь жалкий обломок…
— Ты шутишь.
— Подумай.
— Только и делаю, что думаю. Говори, что хочешь, но Петер сумел пережить свою драму. Он страдал. Хорошо, пускай, но теперь тучи рассеялись, выглянуло солнце.
— И что?
— А то, что, когда светит солнце, все снова начинают строить планы. Переносятся в будущее.
— В плохую погоду тоже.
— Какая ты все-таки противная. Ты не считаешь нормальным, что Петер думает о будущем. А что такое будущее для мужчины, что, я тебя спрашиваю?
— С ними разве угадаешь? То одно, то другое, а иногда и то и другое вместе. Утром они хотят жениться, создать домашний очаг, завести детей, а вечером…
— Домашний очаг, детей. Петеру только это и надо. Он ищет покоя. Хочет верить в будущее, а будущее, признай, это любимая девушка, такая, как я. Не так ли?
— О, Клотильда, ты рискуешь выйти замуж за неудачника!
По возвращении Клотильда застала г-жу Валь-Дидье за пианино, Мариза ей подпевала.
— Вот и ты наконец, — сказала ей мать, — мы ждали тебя, чтобы сесть за стол.
За завтраком Катерина жаловалась, что придется ехать в Париж, а Мариза, — что договорилась провести два дня у сестры в окрестностях Лиона. «Что делать, долг прежде всего, тем более, что сестра так легко обижается». Клотильда, скрывая свое намерение уехать, не вмешивалась в разговор и ограничилась тем, что попросила мать купить ей в Париже бежевое пальто.
На следующий день дамы одна за другой покинули виллу, чтобы поехать к любимому человеку, которого, как они полагали с достаточным основанием, могли поддержать, увлечь, сделать счастливым.
Катерина была серьезна, Мариза отважна, а Клотильда радостна. Первая наняла машину, вторая отправилась на поезде, а Клотильда взяла машину подруги.
Все три любовные приключения, полные грез и сердечного трепета, должны были закончиться 27 сентября в восемь часов вечера. И вот когда г-жа Валь-Дидье, выходя из машины перед домом Петера
Комнату освещали свечи и огонь большого камина, вокруг которого стояли и разговаривали несколько человек. Открывшаяся дверь заставила их смолкнуть, но тут же раздались приветствия бабушки Петера.
— Петер! Ты где? Где он? А, вот ты где, — сказала она, подталкивая его к прибывшим гостьям, которых приняли чрезвычайно тепло.
— Вы? Все втроем! Какой сюрприз! Это превосходно, — восклицал Петер. Он расцеловал Клотильду и обеих дам, потом, обращаясь к бабушке, произнес: — О! Какой приятный сюрприз! Как ты добра ко мне. Спасибо.
— Это не я добра к тебе, дорогой, а твои друзья. Ты мне часто говорил и повторял, чем ты им обязан. Я решила… нет, я догадалась, что они будут счастливы быть рядом с тобой в такой день.
— О…, — сказала Клотильда.
— О…, — в один голос выдохнули Катерина и Мариза, еще толком не понимая, о чем речь.
Они были сбиты с толку и волновались.
— Что до меня, — вновь заговорила словоохотливая старая дама, — я никогда не устану повторять, что только вам, маленькая непоседа, Петер обязан по-настоящему гармоничным и полным счастьем.
— О, Петер, возможно ли это? Неужели? — спросила Клотильда.
— Да, это правда, — ответил он вполголоса. — Вы отправили меня умереть на могиле Матильды, а моя прекрасная Матильда решила, что я покинул ее. Никогда бы не бывать нашему счастью, если бы слезы, которые она пролила благодаря вам, не смягчили сердце ее отца. Но идите же сюда, здесь есть люди, с нетерпением ожидающие знакомства с вами, — сказал он, указывая на своих родителей, на Татину и на отца-громовержца.
Тут из тени вышла девушка — высокая, красивая, бледная и одетая в белое, ее элегантность бросала вызов белому цвету. Она походила на видение благодаря своим широко расставленным глазам, замедленным жестам, все в ней вызывало образы дальних стран. Она представилась:
— Я невеста Петера. Верность может быть смелой, а может быть боязливой. Меня зовут Матильда, — сказала она.
Клотильда первой поздравила ее, потом, пользуясь случаем, когда все занялись созерцанием их счастья, на цыпочках вышла из гостиной, села в машину и никем не замеченная уехала.
Гордость и верность своим принципам придали г-же Валь-Дидье сил сделать хорошую мину при плохой игре и, пока она с наигранной искренностью делала комплименты Татине и родителям Петера фон Эля, Мариза, не обладавшая ни гордостью, ни принципами, уже строила глазки отцу Матильды.