Жюстина

де Сад Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа

– Сократируйте моего племянника, - приказал он старухам, - мужчины нашей породы любят, когда им ласкают задницу, пока они сношаются.

– Да, да!
– воскликнул Брессак, набрасываясь на свою тетку и вонзая в нее член по самую мошонку.
– Это абсолютно необходимо, и мой дядя, как всегда прав, но я бы хотел приласкать таким же образом Жюстину.

– Нет ничего проще, - откликнулся Жернанд, - только пусть она разденется сначала.

Наша героиня покорно подставила ягодицы, и похотливые пальцы Брессака, собравшись в хищную пятерню, начали безжалостно терзать зад бедной девушки. Одна Доротея оставалась не у дел: блудница мастурбировала, наблюдая за остальными.

– Мадам, - предложил ей Жернанд, - забирайтесь под мою жену, она вас будет ласкать, я могу уступить вам одного юношу, который облобызает ваш несравненный зад, пока моя жена занимается вашим клитором, ну а анус вам приласкает Жюстина. Вперед, друзья! По-моему, все готовы, теперь постараемся все вместе... Кстати, почему никто ничего не скажет о моей супруге, господа: я вам ее уступаю,

а вы словно ее не замечаете...

– Гляди, друг мой, - прервал его д'Эстерваль, бурно извергаясь в вагину хозяйки, - вот моя высшая похвала в ее адрес, между прочим женщина должна не на шутку возбудить меня, чтобы я мог излить сперму без жестоких эпизодов. Ах, разрази меня гром, какое удовольствие она мне доставила! Член Брессака разворотил ей задницу, и от этого ее влагалище стало еще уже... О, какое это блаженство!

– Клянусь божеством содомитов, я тоже кончаю... я больше не могу ждать, - простонала Доротея.
– Но вы, кажется, собирались пустить кровь нашей госпоже? Мои соки струились бы еще обильнее, если бы я увидела, как течет ее кровь.

– Вы совершенно правы, - проворчал Брессак, выбираясь из зада несчастной женщины, - я поберегу сперму до кровопускания, ведь я привередливее вас и не нашел в анусе тетушки то, на что рассчитывал: просто беда с этими родственничками. Итак, дорогой Жернанд, приступайте к своей сладостной операции, прошу вас, я жду ее с нетерпением.

И Брессак не смог удержаться от того, чтобы не продемонстрировать все свое отвращение, испытанное во время акта, который противоречил его принципам, ибо настоящий содомит дорожит ими больше, чем собственной жизнью: он гневно оглядел зад, который только что содомировал, и, прижавшись к одному из педерастов, будто желая очиститься, снова заворчал:

– Ну что же вы, дядя? Когда же начнем пускать кровь, черт вас побери?

Но Жернанд, достаточно возбужденный, уже бросал свирепые взгляды на свою жену.

– Потерпи, сейчас я залью кровью эту тварь, и не думайте, что я буду ее щадить! А теперь, сударыня, - обратился он к жертве, - приступайте к своим обязанностям.

Выполняя обычный церемониал, мадам де Жернанд, поддерживаемая Жюстиной, поднялась на кресло графа и подставила ему ягодицы для поцелуев.

– Раздвинь пошире, сука!
– зарычал Жернанд.

И долго разглядывал предмет, который волновал его в тот момент, заставляя жену принимать различные позы: он приоткрывал, сжимал, щекотал языком отверстие, которое покинул член Брессака. Затем, побуждаемый жестокими страстями, ухватил зубами кусочек плоти, надкусил его и жадно отсосал кровь. В продолжении предварительной процедуры Брессака ласкал один из ганимедов, д'Эстерваль тискал свою супругу, пятеро других юношей окружияи графа и сосали его или давали ему сосать свои члены.

Скоро он возлег на диван и заставил жену сесть ему на лицо: она должна была губами оказывать ему услуги, которые он получал от ганимедов, сам же он вознамерился дать волю своим рукам и заняться окружавшими его прелестями. Жюстине было поручено седалище хозяина, которое она принялась ласкать, всеми доступными способами.

Эта сцена продолжалась почти четверть часа, но не принесла желанного результата; надо было придумать чтото другое. Служанки положили графиню на шезлонг лицом вверх, заставив ее как можно шире раздвинуть бедра. Зрелище влагалища привело Жернанда в ярость, некоторое время он разглядывал его, злобно сверкая глазами, потом выругался, взял ланценты, и, как безумный, бросился на жертву; он с ходу сделал ей несколько надрезов на животе и лобке. В тот же момент Брессак и д'Эстерваль, необыкновенно воспламенившись при виде появившейся крови, схватили каждый по мальчику и овладели ими. Однако первые раны были еще не глубоки. Он предложил Доротее лизать зияющую вагину графини, и она согласилась не раздумывая; Жернанд продвинул поближе волнующий зад мадам д'Эстерваль, чтобы проделать с ним то же, что сделал со своей женой.

– Не стесняйтесь, - сказал ему д'Эстерваль, видя, что тот осторожничает, - режьте в свое удовольствие; самое обычное дело - выпускать кровь из задницы женщины, потому что от этого она чувствует себя лучше.

Затем Жернанд завладел Жюстиной и, уложив ее на Доротею, подверг ее ягодицы такой же операции, которую испытала супруга д'Эстерваля. Его не переставали сосать, время от времени он заставлял педерастов брать в рот члены друг друга или располагал их так, чтобы все, в том числе он сам, могли потрудиться языком и губами. Граф получал много и ничего не отдавал: его пресыщение или же бессилие было настолько глубоким, что самые отчаянные усилия не могли вытащить его из оцепенения, казалось, он испытывает очень сильные ощущения, но внешне это никак не проявлялось. Несколько раз он приказывал Жюстине сосать юношей, а затем, прильнув к его губам, влить в него бальзам, собранный ею.

Наконец композиция расстроилась окончательно, только графиня осталась лежать на канапе. Тогда Жернанд попросил всех зрителей помочь ему.

– О чем вдет речь?
– осведомился Брессак.

– Перед вами женщина, которую я отдаю в ваши руки, друзья мои, - сказал Жернанд, - я вас умоляю оскорблять, унижать, истязать ее всеми возможными способами: чем больше она будет страдать, тем сильнее разгорятся мои страсти.

Это предложение было встречено с необыкновенным энтузиазмом и исполнено с не меньшим пылом. Старухи, ганимеды, Доротея и особенно д'Эстерваль и Брессак набросились на бедную графиню с таким остервенением, отделали ее так

немилосердно, с такой жестокостью отнеслись к ней, что слезы несчастной лились безостановочно. Они плевали ей в лицо, били по щекам, пускали в рот газы, пинали ногами. Словом, нет слов, чтобы описать все, что претерпела она в продолжении двух часов, пока д'Эстервалю не пришла мысль содомировать ее. Графиню поставили в соответствующую позу, заставили сосать член мужа, в это время Доротея сношала содомита в зад клитором, Брессак овладел своим дядей, лобзая ягодицы Жюстины. Эту причудливую группу окружили ганимеды, одним подставляя для поцелуя члены, другим - очаровательные зады. Жернанд, сунув фаллос в рот жене, с удовольствием хлестал ее по щекам: она всегда служила жестокой похоти этого ужасного человека, и казалось, что честь принадлежать ему одновременно давала ей титул его жертвы, злодей возбуждался собственной жестокостью только по причине брачных уз, придававших ему силы. Но группа вновь распалась: Жернанд расположил участников по обе стороны своей супруги, чтобы женские и мужские задницы были перемешаны. Отойдя на несколько шагов, он внимательно оглядел композицию, затем подошел и начал ощупывать и целовать все выставленные предметы по очереди. Он никому не причинял боли, но добравшись до жены, осыпал ее ударами и принялся щипать и кусать бедную плоть, на которую уже и без того нельзя было смотреть без содрогания. В конце концов он потребовал, чтобы все мужчины совершили с графиней содомию; он брал все члены по очереди, сам подносил их к преддверию столь близкого ему ануса и заталкивал внутрь, а Жюстина облизывала его фаллос. Каждый получил позволение прочистить зад его супруги, но жертвоприношение должно было иметь место у него во рту, пока же происходило совокупление, язык графа трудился в заднем проходе содомита. Этот эпизод продолжался долго, и вот хозяин возбудился по-настоящему; он встал и приказал Жюстине занять место графини. Наша добронравная дева упала на колени и стала молить Жернанда избавить ее от этого ужаса, но разве она не знала, что желания такого человека равносильны заповедям небесным? Итак, графиню положили на канапе, Жюстина легла на нее задом к палачу, тот снова брал мужские члены и снова вставлял их в отверстие плачущей Жюстины, которой в это время было ведено щекотать клитор графини и целовать ее в губы. Для графа церемония осталась прежней: он жадно лобзал задницу каждому содомиту и требовал совершить излияние себе в рот. Когда круг завершился, распутник решил, что пора приступать к главному.

– Все это напрасная потеря времени, - сказал он решительно, - мне нужно другое. Итак, за дело! Приготовь руки, потаскуха!

Все отошли в сторону и в подчительном молчании ожидали дальнейших событий. Брессак и д'Эстерваль, вложив свои фаллосы в род ганимедам, во все глаза смотрели на виновника торжества. Жернанд грубо схватил жену, поставил ее на колени на табурет и велел Жюстине привязать ее руки к широким черным лентам. Затем обследовал положенные лигатуры; решив, что они недостаточно тугие, он крепко затянул их, чтобы - как он выразился - кровь брызгала фонтаном. Поцеловал вмиг посиневшие руки, пощупал вены и молниеносным движением вскрыл их. Брызнула кровь. Жернанд изомлел от восторга и сел в кресло напротив жертвы, наблюдая, как струятся два алых фонтанчика; Жюстина усердно сосала его, он оказывал такую же услугу четырем окружившим его юношам, не спуская глаз с кровавых струй, которые возбуждали его и были единственным источником самых сладостных удовольствий. Тут сострадательная Жюстина, движимая неодолимым чувством жалости, собрав всю свою энергию, ускорила взрыв сладострастия своего хозяина, так как желала положить таким образом конец страданиям несчастной хозяйки, то есть превратилась в шлюху из чувства добронравия и в бесстыдницу в силу добродетельности. И вот наконец она наступила, благодатная развязка, но благодаря заботам д'Эстерваля. Этот заботливый родственник каким-то чутьем почувствовал, что Жернанду требуется встряска: он приподнял его, вонзил ему в зад свой громадный инструмент, а Брессак, подогретый столь необычным зрелищем, подставил лицо под струйки крови, брызжущие из рук жертвы, он не переставал содомировать мальчика и извергнулся в тот момент, когда кровь залила ему лицо. Тогда-то и проявилась вся жестокость графа: он подскочил к жене, осыпал ее проклятиями, покрыл поцелуями ее раны, слизывая и глотая кровь. Этот элексир довершил его опьянение, он перестал соображать совершенно, его бормотания напоминали бычий рев, он удушил бы мадам де Жернанд, если бы его не удержали служанки и Жюстина, в то время как его коварные друзья, напротив побуждали злодея к решительным действиям.

– Оставьте его в покое!
– кричал подлый Брессак, хотя сам уже испытал оргазм.

– Не мешайте ему!
– твердила Доротея.

– Черт побери' - орал д'Эстерваль.
– Что страшного, если он даже прикончит ее? Одной женщиной будет меньше - только и всего.

Но и силы, удерживавшие его, были достаточно велики. Жюсгина, которую кто-то из злодеев успел оттолкнуть, вновь обняла бедра графа и продолжила свое дело. Доротея, подставив ему свои ягодицы, теребила основание члена и яички. Наконец его освободили от кипящей жидкости, температура, консистенция и в особенности обилие которой приводили его в такое исступление, что казалось, будто он вот-вот проститься с жизнью. Извергнутая сперма не вместилась бы в семь столовых ложек, и самая густая каша показалась бы жидкой в сравнении с ней, но при всем при этом эрекция так и не наступила явный признак истощения. Но пусть об этом судят люди знающие. Граф ел чрезмерно много и очень мало расходовал энергии. Не в этом ли заключалась причина?