Зима Александры
Шрифт:
Позавтракали чаем и остатками хлеба с подозрительно коричневым вареньем, которое обнаружилось в допотопном серванте, служившим одновременно трюмо, буфетом и книжным шкафом. Происхождение варенья было неясно. Егор утверждал, что это его родители прислали пару месяцев назад. Алёна говорила, это презент от её московской тётки. Аня припоминала, что Вера прятала какую-то банку на чёрный день. Впрочем, студентов больше волновал адский цвет варенья.
– Может, оно испортилось? – предположила Алёна, с аппетитом наворачивая
– Не. Варенье не портится. Его даже в космос берут, – пояснил Егор, намазывая себе ещё.
– А обедать чем будем? – выходя из душа и поправляя полотенце на голове, спросила Вера. – Что вы смотрите на меня? Я не могу жить с грязными волосами. Полчаса на душ – это нормально. Оставили мне поесть? – Вера заглянула в банку.
– Или душ, или завтрак, – отрезал Егор. – Герой всегда стоит перед выбором. Причём в идеале он должен сделать выбор не между хорошим и плохим, а между хорошим и хорошим или плохим и плохим.
– Ну и в чём здесь выбор? – сузила глаза Вера. – Пока я была в душе, вы всё сожрали. Где ситуация выбора?
– Она у тебя была в семь утра, когда ты ещё могла спрогнозировать, чем чревато долгое сиденье в ванной, – уточнил Егор.
– Не знаю. Мне кажется, никто ничего не выбирает. Всё просто катится и катится, – заметила Алёна, которая, даже не умывшись, разложила на кухонном столе свою косметику и делала макияж.
– Как у неё это получается? – психанула Алёна.
– У кого? Что получается? – переспросила Аня, прихлёбывая чуть тёплый чай.
– У Кристен Стюарт. У неё незаметный эротичный макияж. Я не могу так. Тут уж либо незаметный, либо эротичный.
– Да пофигу, – сказал Егор. – Алён, не парься. Мне правда всё равно. Я тебя любую люблю.
– Мне кажется или он меня обесценивает? – неожиданно напряглась Алёна.
– Ты придурок, что ли? – слегка наехала на Егора Вера. – Ты что не понимаешь? Надо сказать: ни-ка-ка-я Кристен Стюарт в подмётки тебе не годится, дорогая Алёна. Ты лучшая.
– Ну понятно, что никакая Кристен Стюарт не годится ей в подмётки. Это и так ясно, – возмутился Егор. – А кто такая Кристен Стюарт?
– Никто, – сухо сказала Алёна и пошла в душ, хлопнув дверью.
– Я в душ сегодня попаду или нет? – спросила Аня, ни к кому не обращаясь. Ей уже хотелось вылезти из болота чужих страстей и психозов. Даже без особого погружения, этот мелкий мирок её раздражал. К тому же надо было нормально позавтракать. Аня начала прикидывать, где лучше перекусить перед тем, как она попадёт в центр и на целый день засядет в Ленинке. И тут зазвонил мобильник. На экране высветилось «Александра Геннадьевна».
– Я надеюсь, ты не спишь? – спросила она. – Не хочешь случайно съездить на денёк в Тарусу?
Волшебные, сияющие радуги возникли во всех углах пыльной комнаты. Спёртый общежитский воздух заискрился тысячами блестящих искр.
Уже через три минуты Аня долбилась в дверь ванной и умоляла Алёнку уступить ей очередь. А уже через двадцать минут она вылетела из общежития, хлопнув дверью так, что охранник, проверяющий пропуска, покрутил пальцем у виска. Машины Александры пока не было видно, поэтому Аня забежала в магазин, чтобы купить жвачку и два шоколадных батончика.
– Это типа завтрак? – иронично спросила Александра, когда запыхавшаяся Аня, держа в одной руке шоколадные батончики, другой пыталась пристегнуть ремень безопасности. В глаза студентке лезли не совсем высохшие после мытья волосы. Некоторые волосинки прилипли к губам.
– Мы уже завтракали…Это десерт, – ответила Аня. – Будете? Я вам тоже купила.
– Спасибо, конечно. Трогательно. Но сейчас не буду. Положи куда-нибудь, – с ласковым презрением улыбнулась Александра.
Аня закинула один батончик в чрево бардачка, а другой развернула. В салоне запахло молочным шоколадом и арахисом.
Аня и Александра выехали из Москвы в то время, когда солнце торжественно взошло над землёй и косыми лучами осветило белоснежный покров Подмосковья. День обещал быть морозным, солнечным, чудесным – как в стихотворении Пушкина. Они неслись с бешеной скоростью, обгоняя по пути почти всех. И это было круто. У Ани захватывало дух и щекотало в животе – как на качелях.
– Ух ты, классно вы водите! – восхитилась она. – Вы похожи на богиню охоты Артемиду, которая управляет своей колесницей.
– Терпеть не могу охоту, – улыбнулась Александра. – Ты увлекаешься древнегреческой мифологией?
– Учусь. У меня профиль такой – классическая филология.
– Античная литература?
– Угу.
– Древнегреческий?
– Угу.
– Да ты счастливый человек, – Александра мельком посмотрела на Аню. – Изучаешь тайные коды ко всей мировой культуре.
– Угу. Изучаю. Можно мне обогрев сиденья выключить? Как-то непривычно.
– Конечно, – ответила Александра. – Я тоже не люблю этот дурацкий обогрев.
– Вы раньше в настоящих балетах танцевали? – спросила Аня, отыскивая под сиденьем кнопку обогрева. – Ничего, что я спрашиваю?
– Ты нашла кнопку?
– Нашла.
– Вот и хорошо.
– Ясно, – Аня покраснела и отвернулась к окну.
Александра сделала музыку громче. Голос американской певицы сочился из каждой молекулы салона. Аня попыталась сосредоточиться на словах песни. Что-то там про «пульс», про «смотрю на него», про «сердце»… Вот, например, совершенно ясная фраза Where is my will? (Где моя воля?). Наверное, певица поёт про женщину, которая страдает от любви к мужчине и сдаётся ему без боя.