Зима Гелликонии
Шрифт:
Лутерин стоял, уставясь в землю, что обычно случалось с ним в присутствии отца. Он привык повиноваться приказам.
— Через час я буду в седле, господин.
Гнев, который, казалось, всегда пылал в глазах Аспераманки, ненадолго уступил место теплоте, с которой он посмотрел на своего подчиненного.
— Имейте в виду, что, посылая вас с заданием, я, возможно, спасаю вам жизнь, лейтенант-энсин Шокерандит. С другой стороны, вы можете скакать дни и ночи напролет, чтобы в итоге обнаружить, что молчаливый попутчик доехал вместе с вами до самой Кориантуры.
Затянутой в перчатку рукой Аспераманка осенил лоб Шокерандита знаком Колеса, повернулся
Глава 3
Ограничение прав личности актом «О проживании»
Кориантура была городом богатым и могущественным. Полы ее дворцов были вымощены золотом, крыши изящных домов крыты фарфором.
Главный храм Церкви Грозного Мира, расположенный, само собой, не где-нибудь, а возле пристани, источника главного богатства города, был отделан и украшен с удивительной роскошью, совершенно не свойственной духу сурового и аскетичного бога.
— В Аскитоше такую роскошь не позволяют, — часто говорили друг другу прихожане Кориантуры.
Даже в беднейшем квартале города, растянувшегося от подножия до вершины холма, попадались детали, способные привлечь взгляд. Любовь к украшениям скрадывала бедность и внезапно обводила изящным орнаментом случайную арку, представляла нежданный фонтан в узком дворе, ярусы балконов с витыми коваными решетками, красоту, способную поднять настроение даже самому усталому, измученному и скучному человеку.
Но, само собой, и в Кориантуре имелось повсеместное размежевание непомерного богатства и вопиющего произвола властей. Это выдавала, в первую очередь, и скорость, с которой на дверях домов появлялись плакаты и объявления, сошедшие с печатных станков олигарха и в огромных количествах направляемые в перенаселенные города Ускутошка. В кварталах богачей содержание последних прокламаций комментировали сдержанно: «О, как мудро, какая прекрасная идея!» — в то время как на другом краю города тот же самый плакат прочитывали просто: «Ну и скверные же пришли времена, байвак все возьми!»
Большинство приграничных городов не отличались высокой религиозностью, здесь одна культура смешивалась с другой. Кориантура была редким исключением из этого правила. Несмотря на то, что в более ранние времена город назывался Утошки, он никогда, несмотря на созвучие старого названия, полностью не принадлежал Ускутошку. Экзотические народы с востока, например из Верхнего Хазиза или из Кай-Джувека, из-за пролива Чалца, приходили в этот город и поселялись здесь, принося с собой немалые богатства, которых не найти было в других городах Сиборнала, вливая свою энергию в архитектуру и искусство.
«В Кориантуре очень дешевы билеты в оперу, поэтому здесь очень дорог хлеб».
Кроме того, Кориантура была очень важным перекрестком. Отсюда открывались морские пути на юг, к Дикому Континенту, и — в военное ли, в мирное ли время — торговые суда без труда отправлялись отсюда в такие порты, как Дордалл в Панновале. К тому же, город-порт был конечной вехой на оживленных морских путях, ведущих к далекому Шивенинку и нивам Брибахра и Каркампана.
Далее, Кориантура была отмечена печатью древности, и нити, связующие ее с эпохами давно минувшими, уцелели. До сей поры в антикварных лавочках в переулках удавалось найти документы и книги, написанные на древних языках, утерянные штрихи и подробности прежнего житья. Казалось, каждый булыжник здешних мостовых уводит в прошлое. Кориантура пережила многие бедствия, что выпадают на долю приграничного города. Сразу за окраинами начинались
Кориантуру легко было защитить от любого врага, кроме наступающей зимы.
Несмотря на то, что в Кориантуре стояли многочисленные военные части, им не удалось низвести город до уровня обычного гарнизона. Мирная торговля процветала — наряду с различными искусствами, которым торговле приходилось нехотя воздавать должное. Именно поэтому семейству Одима удалось тут выжить.
Свое дело Одим открыл в пакгаузах одной из верфей на берегу океана Климента. Дом, где он жил с семьей, стоял тут же, неподалеку, в довольно скромной части города, не относящейся ни к самым роскошным, ни к беднейшим районам Кориантуры. Завершив дневные дела, Эедап Мун Одим, главная опора своего многочисленного семейства, проследил за тем, чтобы его служащие покинули контору, потом проверил, во всех ли печах погашен огонь и все ли окна заперты, и вышел из конторы со своей старшей наложницей.
Старшая наложница — ее звали Беси Бесамитикахл — была женщиной подвижной и живой. Пока Одим возился, запирая замки, Беси держала различные свертки для своего господина. После того как все замки были заперты так, как это устраивало Одима, он повернулся к Беси и приветливо ей улыбнулся.
— Мы пойдем разными дорогами, но надеюсь скоро снова увидеться с тобой дома.
— Да, господин.
— Иди побыстрее. Да остерегайся солдат по дороге.
Идти Беси было совсем недалеко, за угол и немного по Холмовой улице. Сам Одим повернул в другую сторону, к ближайшей церкви.
Эедап Мун Одим, человек средних лет, на вид был неопределенного возраста. Подняв воротник замшевого пальто, он упрятал в него бородку. Его походка всегда отличалась степенностью, хотя сейчас из-за холодного ветра ему пришлось перейти на быстрый шаг. Он вошел в церковь в разгар службы, как было у него заведено по вечерам после завершения дел. Здесь, в церкви, он, подобно другим добрым горожанам, покорно представал перед богом Азоиаксиком. Но служба была короткой.
Тем временем Беси Бесамитикахл, добравшись до дома Одима, постучала в дверь и велела сторожу впустить ее.
Особняк Одима стоял последним на улице, ведущей к побережью океана Климента. Из окон верхнего этажа открывался хороший вид на гавань и дальше, на Панновальское море. Дом был построен два века назад богатым торговцем, чьи предки пришли из Кай-Джувека. С тем чтобы уменьшить высокую плату за землю в Кориантуре, каждый этаж пятиэтажного дома был больше предыдущего. Под крышей был устроен просторный зал, откуда открывался отличный вид, в то время как на первом этаже места хватало разве что для прихожей да для каморки сторожа с его псом. Узкая винтовая лестница пронизывала все здание. В многочисленных тесно заставленных комнатах второго, третьего и четвертого этажей размещалось в тесноте многочисленное семейство Одима. Верхний этаж целиком занимал сам Одим с женой и детьми. Эедап Мун Одим был по происхождению кай-джувек, несмотря на то, что родился в этом доме. Что касается Беси, то тут сказать было труднее.