Зима от начала до конца (сборник)
Шрифт:
У Ковригсена тишиной и не пахло. Он же пекарь и кондитер, и завтра ему кормить марципанами всю компанию. Отравленную маслом лягушку он посадил в банку к золотой рыбке, и та нещадно и неутомимо гоняла гостью, чтобы вытопить из неё масло.
Увидев, что лягушка жива и здорова, Марципановый Лягух наконец пришёл в себя и нашептал Ковригсену секретный рецепт. И тот немедленно принялся за дело. Пинта здесь, полпинты там, щепотку сюда и ложечку туда, полстакана тут, четверть стакана там, пудра на рабочий стол и пудра на готовые марципаны… Ковригсен носился по своей
А на улице был мир и покой. Луна светила, река струилась, а снег лежал такой же, каким его высыпало из себя небо.
Время ни с места – проси не проси, праздника ждать уже вовсе нет сил…
Когда ночь отночевала своё, небо выкатило наверх хилое зимнее солнце и разбросало редкие розочки кремовых облаков.
Время в этот день тянулось так медленно, что Утёнку казалось – оно останавливается. Проснувшись утром, он обнаружил у себя в голове прекрасный план. Тот угнездился там, пока Утёнок спал. Теперь он в точности знал, с чем выступит на празднике.
Впрочем, сначала должно было пройти всё утро до полудня. Потом от полудня до обеда. Но и этого мало, потому что после обеда надо пережить послеобеденные часы. И тогда только сможет наступить вечер и начаться праздник.
Простодурсен и не думал поторапливать время. Он ходил по дому, прихорашивался, выбирал себе наряд, причёсывался и перекладывал вещи с места на место.
– Долго ещё? – спросил Утёнок.
– Мы только встали, – ответил Простодурсен.
– Ты так же ответил, когда я спрашивал в прошлый раз.
– Но ты спрашивал минуту назад.
– А сколько ещё ждать?
– Прилично.
– А прилично – это сколько?
– Займись чем-нибудь. Тогда время идёт быстрее.
– Я не могу ничем заниматься. Мне нужен покой, чтобы вечером быть в форме и показать фокус.
– Посиди тогда.
– Я сижу.
– Вот и хорошо.
– А долго ещё?
И так сто раз.
Утёнок сидел на стуле и клювом подпихивал каждую следующую секунду. Что будет на празднике? Как он выступит? Нет сил дождаться. У него даже голова закружилась от восторга – какой гениальный номер он придумал. И он упал со стула. Пришлось Простодурсену поднимать его, гладить и успокаивать.
– Я тоже хочу быть красивым, – сказал Утёнок.
– Ты очень красивый, – ответил Простодурсен.
– Но ты должен меня украсить. Сам вон в белой рубашке и вообще. Надо меня чем-то посыпать или приклеить к перьям блёстки, например.
– Думаешь?
– Да! Я хочу быть звездой вечера. Сиять, блестеть, мерцать и переливаться, когда я выйду к публике.
– Понятно, – сказал Простодурсен. – Ну давай посмотрим, что у нас есть.
Оказалось, это способ обмануть время. Если время тормозит, надо наряжаться. Эту хитрую мудрость Утёнок теперь запомнит на будущее.
У Простодурсена нашлись два тюбика кондитерской краски – красный и зелёный. Утёнок сказал, что хочет шотландскую красно-зелёную клетку от макушки
Потом они перевернули вверх дном весь дом в поисках чего-нибудь эдакого, что дом утаил от них. Нашли много клубков пыли и три камня-булька. Нашли маленькие твёрдые штучки: прежде они были мягкими – например, яблочными огрызками. И ещё разные предметы, которые Простодурсен давно искал. А за комодом, где быть ничего не должно, обнаружились шляпа и галстук. Их, видно, оставили птицы, когда прилетали посмотреть великое представление приречного театра.
– Гип-гип-ура! – крикнул Утёнок.
– Да, – согласился Простодурсен. – Великовата и пыльная, но отлично тебе подойдёт.
– Я её надену! Я её надену! Эх, жаль, блёсток нет.
– Есть, смотри.
Простодурсен достал из кармана стакан. Он был наполовину полон отличным блескучим порошком. Простодурсен посыпал им Утёнка.
– Подними меня скорее! Хочу посмотреть на себя.
Простодурсен поднял его и поставил на комод. Теперь Утёнок мог любоваться собой, таким великолепным, в зеркале.
– Даже не верится, – сказал Утёнок, – что этот красавец – я.
– Да, – сказал Простодурсен, – ты бесподобен.
– Тебе не кажется, что шляпу лучше сдвинуть набекрень?
– Не кажется.
– Нет, сдвину. Так вид более молодецкий. Мне бы только на галстук не наступить, выходя к публике.
– А что ты публике покажешь?
– Этого я тебе сказать не могу. Это секрет.
– Знаешь, исчезнуть во всём этом снаряжении может оказаться нелегко.
– Мало что даётся нам легко, Простодурыч. Главное – не сдаваться.
– Ты прав.
– Теперь мы оба такие франты!
– Да. Но ты вообще неотразим – блёстки, клетка, шляпа, галстук…
– Остался только красивый запах.
– Запах?
– Октава же надевает на себя запахи.
– Октава пахнет за всех, другим запахам места нет. К тому же и нет у нас ничего такого.
– А вроде в шкафу валялось несколько изюминок.
– И?
– Можно для красоты вставить их в уши.
– В уши? Тогда мы ничего не услышим.
– Да, не годится. Мы должны послушать песню Октавы. И стихи Ковригсена. И вообще всё. Какой я всё-таки красавец. Видел, Простодурсен?
– Видел.
– Только надо шляпу сдвинуть набекрень.
Утёнок крутился на комоде. С него сыпались блёстки. Он репетировал поклоны, чтобы раскланяться после выступления. И разучивал вступительную речь:
– Уважаемая публика! Дорогие жители нашей приречной страны! Для меня большая радость…