Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
Флотским командирам успех, подтвержденный с берега, важен. Мы им и выписку из боевого журнала дали, и отчет, и документов мешок, и пистолетов трофейных — играйтесь, а мы здесь в уголке посидим. За столом с пишущей машинкой. И журналом регистрации исходящих документов. И входящих. И пока мы водочкой под маринованные грибочки отмечали союз армии и флота, наш старенький делопроизводитель, а именно так был наряжен мастер по изготовлению фальшивых бумаг, все за столом и провернул.
Зарегистрировал как вошедший из канцелярии члена ГКО товарища Ворошилова приказ, и стала
Наглеть мы не стали, разведчики — дети ночи.
Распорядился товарищ маршал цитадель Шлиссельбурга вывести из подчинения фронта и передать ее в качестве опорной базы Ладожской флотилии, и использовать для специальных операций в интересах особой группы ГКО.
И в подробностях — в наши дела никому не лезть, а то голову оторвут. Сидим мы там, в цитадели — и пусть нам будет счастье. А для этого отдел контрразведки флота должен от нас всех любопытных отгонять. И никто нам не указ, кроме членов ГКО.
Было здесь слабое место. Мог командующий флотом снять телефонную трубку, и позвонить Ворошилову, спросить — в чем дело? Но, как хорошо знать будущее, даже самое скверное! Завтра на Ленинградском фронте менялись командующие. На место старого маршала прибывал бодрый и полный энергии генерал армии Гоша Жуков. То еще говно. Водочка уже во рту плескалась, дальше не проходила, бумага лежала в нужной папке, старый жулик открыл настежь двери, чтобы мы в них удачно вписались, и, выпив на посошок, мы выползли на свежий воздух, прямо под питерский осенний занудный дождь. Флотские явили миру широту своей души. Дали нам до вечера машину с шофером.
— Я, — говорю, — тебя уважаю. Ты мастер, старик. Это не водка из меня говорит, это чистая правда. Мы сейчас поедем к девушкам, поехали с нами? Ибо духом ты истинный воин, а девы это чувствуют.
— У меня есть встречное предложение, — отвечает дедушка Самуил. — Поедем ко мне, и когда вы проспитесь, будут вам самые ласковые дамы города.
— Нет, у нас свои девицы есть. Меркулов, ты со мной или с мастером?
— С тобой, — отвечает с вздохом, — развезло тебя, одного не отпущу. А о красавицах, которых Самуил предлагал, очень интересные вещи рассказывают.
Завезли мы старого мошенника домой, и поехали в наши казармы, в школу Машеньки. А там все вынесено и загажено. Добежали до квартиры сестриц милых, угрюмая соседка сообщила, что первой мобилизовали старшую сестру, противотанковый ров копать, а неделю назад все старшие классы и учителей тоже вывезли на работы.
Так что дома нет никого. Вот. А школа под городом работает, на Стрельне.
— Поехали!
— Только на буксир заедем, скажем Олегу, что почем, и где нас искать, — вносит ценные дополнения Меркулов, — и поедем. И водки надо взять, мы всю морякам оставили.
Ну, надо же, удивляюсь, от чего жизнь на войне зависит — ящик водки, и мы устроились всем на зависть.
Тезка мой, лейтенант НКВД по прозвищу Капкан, нас увидев, сильно разозлился. Загнал на буксир по грузовому трапу адмиралтейскую машину, сказал, что нечего искать
В бывших дачных поселках был слоеный пирожок. Саперы, танкисты, зенитчики, смешались в кучу кони, люди, еще и чайки летали по небу, пронзительно крича.
— Олег, брат, прости меня, что я тогда вас на дороге подобрал. Жил бы ты простым сержантом, выполнял бы свои нехитрые боевые задачи, а не ходил бы каждый день рядом со смертью, — бормочу жалостливо, извиняюсь.
— Забей, — отвечает Капкан, — мне быть командиром больше нравится. Вон, наши бегут. Бойцы, ко мне!
Это оказались не пограничники — конвойный полк. Форма та же, а содержание иное. Но дело знали, обстановкой владели. Где школьники работают, были в курсе.
— Давайте, мы вас проводим, товарищи командиры, — предлагают вежливо. — И договориться поможем. Там расценки простые — ненадолго если, то булка хлеба. А если на всю ночь, то консервы или бутылка. Это охране. А с бабами — кто расплачивается, кто нет.
Что-то мне их разговоры не понравились. Даже протрезвел, лучше, чем от морской прогулки. Девчонки на войне, это вообще — страх и ужас. Любой норовит ей юбку задрать, а то завтра убьют, и больше ничего уже не будет. У немцев этот вопрос лучше был продуман — у них были бордели. Для солдат, унтер-офицеров и офицеров. И отпуска домой. А в Красной Армии каждый выкручивался, как мог. Что же тут происходит?
Девчонки на развалинах кирпичного строения собирали строительный мусор.
— Опоздали вы, товарищи командиры. Нет здесь женщин. Видно, летчики всех к себе увезли. Одни ученицы остались. С ними сплошная морока. Кричат, что писать будут самому товарищу Сталину. Если только потом их в залив скинуть. Тогда точно не пожалуются, — дали конвойные бойцы ценный совет.
Последний на этом свете. Меркулов по своему обыкновению ножом сработал, воткнул ближнему к нему бойцу прямо под ребро. А Капкан просто кулаком в переносицу ударил. И покойник кулем свалился на землю.
Вышли мы из кустиков, идем не торопясь, окрестностями любуемся. Один с винтовкой у стены, двое у костра, маловато будет…
— Олежек, спаси нас!
Все, маскарад не пройдет. Бежит ко мне, путается в тряпках бедный заморыш Машенька, а охрана растерялась. Форма у нас уж очень страшная. Пожалуй — самая страшная в мире.
— Они Лену еще утром в землянку завели, ее тоже спаси!
Это ценно, у них тут еще и землянка.
— Работаем без ограничений! — командую.
А у Капкана пулемет уже стреляет по двум любителям тепла у костра, а Меркулов мчится прыжками к последнему часовому. Тому бы бежать, ушел бы по зарослям, а он стал винтовку сдергивать, ремень, как всегда, перекрутило, не успел. В землянке еще пятеро было. И девица на лежанке. Надо было сюда просто гранату кинуть, меньше было бы хлопот. И все девицы сюда лезут, а их там три десятка. Хоть и худенькие еще, но все равно, тесно. Качнулась толпа вперед молча, и только визг раздался, когда они кому-то глаз пальцами выдавили. Хорошо прокатились…