Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
— Карманы проверь, мы сейчас с тобой как Робинзоны на острове, нам все в хозяйстве может пригодиться, — говорю неожиданному напарнику.
Запихнули тела, на заднее сидение, посмотрел я на датчик топлива, тихо выругался. Вылез, посмотрел в багажник — инструменты кучей свалены, два колеса и больше ничего. Канистры с бензином там не оказалось.
— Давай решать, куда и зачем поедем, — говорю немцу. — Горючего у нас километров на десять, если повезет, то на пятнадцать.
— Мне на фронт, — говорит этот любитель войны.
— И куда? — уточняю.
Есть у него две точки перехода, обе через замерзшую Неву.
— Это
— А у тебя? — спрашивает в ответ.
— Я никому не служу, занимаюсь своими делами, а остальное: служба, форма, награды, карьера — просто маскировка, чтобы на общем фоне не выделяться.
Он мое заявление выслушал, головой кивнул, что к сведению принял, и говорит:
— Майор, служба безопасности. Твои предложения?
— Раз не улетели, надо уходить на север к финнам по льду. Ты со своим командованием свяжешься и договоришься, чтобы меня в Швецию пропустили. Лично я уже навоевался досыта, не хочу я советский концлагерь расширять до последнего моря, — говорю шпиону.
— Тогда, может к нам? — предлагает немецкий майор из СД.
— Герр штурмбанфюрер, вам бы не вербовкой заниматься, а личным спасением, — усмехаюсь в ответ. — Тогда вам со мной — в Стокгольм. Стража Севера людей не бросает.
— Воины Гардарики — это вы? — спрашивает, насторожился.
Вот ведь, пошутишь пару раз, а по твою душу ликвидатора пришлют.
— Мы с тобой воеводу со свитой сегодня проводили. Это не наша война. Это вообще не война, просто бойня, не нужная и бесполезная, — отвечаю. — Ты правильно песню выбрал, хоть и знаем мы, кто их убил и за что.
— Да? Скажи и мне, а то мне кажется, что всех их убил я… — печалится лютый враг.
— Успокойся, всех их убил товарищ Сталин за право советских людей превратить в помойку чистый городок Выборг. Ты тут абсолютно не причем, — успокаиваю я его. — Что делать-то будем?
— Пробираться на север, — соглашается шпион с моим предложением.
Легко сказать, да трудно сделать. Нам нужно машину заправить. Где? Как? Вопросов много, ответов нет. Раз я здесь остался, надо полезное дело сделать. Заехали в адмиралтейство, я там рапорт оставил о гибели всего личного состава Ладожского отдела Смерш. И всех подконвойных. Попал в машину гаубичный снаряд, и исчезли все бесследно в огне и пламени. Умерли все. Подпись неразборчиво.
Сдал дежурному, поклянчил бензина, не дали. Каждый литр распределяет начальник отдела снабжения лично, надо — иди, проси. Надо — но не пойду. Предложить нечего. Так, отсюда недалеко знакомая мне школа. Он еще осенью была приведена в жуткое состояние — никогда не понимал привычки русских людей все ломать и портить, а также гадить, где попало. Зато там можно временно расположиться, и машину есть куда поставить, и трупы в подвал скинем. А то так с ними и катаемся, ладно еще, пропуск особого отдела патрули отпугивает. Но к вечеру следователя начнут искать, машину объявят в розыск.
Завернули в школьный двор, все окна зияют черными провалами, только на втором этаже крайняя рама фанерным листом заколочена. Кто там? Пойдем,
Лязг железа. Пистолет уже в руке, привычка такая. Вместо двери полог висит. Отодвигаем осторожно, у печурки существо сидит. И говорит оно человеческим голосом:
— Ну что, охотник, добыл крысу, или мы сегодня умрем?
А у нас на двоих — ни единого сухарика. Вообще ни крошки съестного. Тяну немца обратно. У него личико арийское все перекошено, сверхчеловек рыдать собрался.
— Надо трупы обыскать и машину, может быть, найдем кусок хлеба, — говорю ему. — А если не найдем, будем магазин брать. Ты со мной, или пойдешь по своим делам?
— Вместе будем, — отвечает.
— Все говорят, что мы в месте, но немногие знают — в каком, — шучу по привычке, я не заплачу, не дождутся, педерасты гнойные.
Трупы в сугроб у стены сбросили, предварительно вывернув карманы. Удостоверения, деньги, талоны в буфет особого отдела армии, для нас вещь совершенно бесполезная, спички, табак у водителя, махорка у комиссара, папиросы у следователя, в машине пусто. Автомат ППШ с двумя круглыми дисками, и наган с пятью патронами — наследство бдительного комиссара. У меня — два пистолета, нож, ключи от золота партии в Стокгольме и мобильный телефон. Два удостоверения одно другого страшнее.
Немцу даю удостоверение следователя особого отдела. А то он совсем без документов, зачем они ему, его ведь должны под конвоем водить. Правда, форма на нем пехотная, но с трупа на него не налезет.
Не порадовали меня покойники.
По двору тень крадется.
— Эй, иди к нам, не обидим! Зря ты осенью не уехал, это уже не твой город, — говорю беспризорнику. — Там кто-то есть? — киваю на заколоченные окна.
— Она ни на что не годится, — начинает скулить беспризорник. — Раньше к ней мужики ходили, не глядели на ее кривую ногу, а потом совсем голодно стало, и мужиков всех переловили, кого на фронт, кого расстреляли, вы уж ее не трогайте, она и так скоро умрет…
Добил он своими речами шпиона, зарыдал майор СД.
— Откуда она? — спрашиваю.
Немец слезы вытирает, а пацан мне нехитрую историю рассказывает.
— Она здесь училась, прямо в этой школе. Потом их взяли на земляные работы, там она стала с солдатами гулять. Потом их забрали в зенитчицы. Там ей на третий день что-то на ногу уронили, и после госпиталя уволили из армии. На инвалидную карточку прожить нельзя было, вот тогда стала со всеми спать, лишь бы кормили. А ждать ей некого, из их класса одна девица вышла замуж за командира, и он повез ее и всех девчонок на стрельбы в Кронштадт. Там они все вместе и утонули, вместе с катером. А крысу я сегодня не поймал, на улицах их нет, они все в дома ушли, мертвецов по квартирам едят. А вам сегодня повезло, много мяса добыли. Нам дадите?
Немец начал блевать. Не сверхчеловек.
— Бери. Только смотри, чтобы машину не испортили, — отвечаю.
Кто я такой, чтобы осуждать кого-то? Мне всегда удавалось устроиться лучше других. Всегда был в элите. Погонщик, а не баран в стаде.
Но до хозяина ранчо мне еще далеко. Уж очень сильна конкуренция на путях к богатству и славе. Тащу немца за собой под локоток.
— Мы куда? — спрашивает.
— Подальше от моих старых знакомых, — говорю, — вряд ли тебе понравится то, что ты там увидишь.