Зима в Мадриде
Шрифт:
Глава 8
В тот же день, ближе к вечеру, Барбара пошла прогуляться. На душе у нее после встречи с Луисом было неспокойно. Погода стояла ясная, дождь закончился, но повеяло прохладой, и впервые с весны она надела пальто.
Барбара пошла к парку Ретиро. По окончании Гражданской войны его реконструировали, посадили новые деревья взамен срубленных на дрова во время осады, и парк снова превратился в излюбленное место встреч респектабельных мадридских дам.
Дни становились холоднее, так что теперь только самые стойкие или одинокие женщины собирались на скамейках,
Зоосад был почти пуст. Она села около вольера морских львов, закурила и стала следить за животными. Говорили, что звери ужасно страдали во время осады, многие умерли от голода, но сейчас тут уже появился новый слон, подаренный самим генералиссимусом. Сэнди был ревностным поклонником корриды, но, сколько бы ни доказывал Барбаре, что для участия в бое быков необходимы ловкость и отвага, она эту забаву на дух не переносила: крупных, сильных животных мучают и убивают; лошади с прободенными боками бьют копытами по песку и околевают. Барбара дважды бывала на корриде, после чего отказалась ходить. Сэнди смеялся над ней и советовал не упоминать об этом в присутствии его испанских друзей. Они, мол, посчитают ее худшей из всех английских сентименталистов.
Барбара сжала ручку своей сумочки из крокодиловой кожи. В последнее время она все чаще мысленно осуждала Сэнди. Это было нечестно. Он оказался в опасности из-за ее обмана; если станет известно, чем она занимается, его карьера может рухнуть. Она колебалась между чувством вины и злостью на тайную жизнь, которую ей теперь приходилось вести, на то, как Сэнди вечно хотел всем управлять.
На следующий день после встречи с Луисом Барбара пошла в контору «Дейли экспресс» и спросила Маркби. Ей сказали, что он уехал на север делать репортаж о переходе немецких войск через границу со стороны Франции и как они скупают все подряд.
Вероятно, придется выяснять подноготную Луиса самостоятельно. Почему он сказал, что провел в Куэнке две зимы? Просто обманывал ее и самого Маркби ради денег? Во время разговора Луис нервничал, ему явно было не по себе, однако проявил твердость в отношении необходимой ему суммы.
Появилась женщина в меховом пальто, рядом с ней шагал мальчик лет восьми в форме маленького flecha [27] , младшего подразделения юношеской Фаланги. Он увидел морских львов, оставил мать и кинулся к вольеру, целясь в животных из своей деревянной винтовки. «Бах! Бах! – кричал мальчик. – Умрите, красные, умрите!» Барбару передернуло. Сэнди говорил, юношеская Фаланга – это испанские бойскауты, но иногда она сомневалась.
27
Стрела (исп.).
Заметив Барбару, мальчик подбежал к ней и вскинул руку в фашистском приветствии:
– Доброе утро, сеньора! !Viva Franco! Чем я могу вам помочь?
– Ничем, у меня все в порядке, спасибо, – устало улыбнулась Барбара.
Подошла мать ребенка, взяла его за руку:
– Пойдем,
Барбара нерешительно улыбнулась ее словам.
– Но они для нас дар Божий, – заключила женщина.
– Пошли, мама, слоны, слоны!
Глядя им вслед, Барбара думала, что Сэнди не хочет детей, ей уже тридцать, и, вероятно, матерью она так и не станет. Когда-то она страстно желала родить ребенка от Берни. Ее мысли вернулись к той их осени в красном Мадриде. Всего четыре года назад, но это была словно другая эпоха.
В тот первый вечер в баре Берни показался ей необыкновенным, экзотическим созданием. И дело было не только в его красоте: несоответствие между произношением выпускника частной школы и неряшливой одеждой лишь усиливало ощущение нереальности.
– Как вы повредили руку? – спросила Барбара.
– Меня подстрелил снайпер в парке Каса-де-Кампо. Рана быстро заживает, кость слегка задело. Я в отпуске по болезни, живу с друзьями в Карабанчеле.
– Это не тот пригород, который обстреливают националисты? Я слышала, там шли бои.
– Да, в самом дальнем от города районе. Но люди, которые там живут, не хотят уходить. – Он улыбнулся. – Они восхитительны, такие сильные. Я познакомился с одной семьей, когда приезжал сюда пять лет назад. Старший сын вступил в отряд милиции и служит в Каса-де-Кампо. Его мать каждый день носит туда горячую еду.
– Вы не хотите уехать домой?
Лицо Берни посуровело.
– Я останусь здесь до конца. Пока мы не похороним фашизм здесь, в Мадриде.
– Кажется, теперь поступает больше вооружения из России?
– Да. Мы отбросим Франко. А как насчет вас, что вы здесь делаете?
– Я работаю в Красном Кресте. Помогаю разыскивать пропавших людей, организую обмены. В основном детей.
– В госпитале, где я лежал, было кое-какое медицинское оборудование от Красного Креста. Бог знает как оно необходимо. – Берни пристально посмотрел на нее своими большими глазами-оливками. – Но вы ведь и фашистов снабжаете?
– Приходится. Мы должны соблюдать нейтралитет.
– Не забывайте, какая сторона восстала против законно избранного правительства.
– Куда вас ранило? – сменила тему Барбара.
– В руку, над локтем. Врачи говорят, скоро будет как новая. Тогда я вернусь на фронт.
– Немного выше, и пострадало бы плечо. Это может быть очень неприятно.
– Вы медик?
– Медсестра. Хотя давно не имела практики. Теперь я бюрократ. – Она усмехнулась, будто осуждая саму себя.
– Не говорите так, мир нужно организовывать.
– Никогда не слышала таких слов, – рассмеялась Барбара. – Не имеет значения то, что ваша работа важна, во всем мире бюрократия дурно пахнет.
– Давно вы в Красном Кресте?
– Четыре года. Я теперь редко езжу в Англию.
– Там семья?
– Да, но я не виделась с родными уже года два. У нас мало общего. А вы чем занимались… дома?
– Ну, до отъезда сюда я позировал скульпторам.
Барбара едва не пролила вино.
– Что?!
– Я позировал нескольким скульпторам в Лондоне. Не беспокойтесь, ничего непристойного. Просто работа.