Зимние наваждения
Шрифт:
Мир Голкья использовал покалеченного, оглушённого пришлого геоманта. Прикладывал к своим болячкам, но и берёг, как умел. Хотя, верно ли так рассуждать о мире? Вот об этой паутине сияющих, дрожащих, звенящих на разные голоса нитей — причинно-следственных связей. В туго затянутых узлах былого и смутных клочьях несбывшегося. В туманных пока, но веско зреющих гроздьях — вероятностях грядущего… Нити, узлы, гроздья — слова неточны, а узор на тайной подкладке мира ошеломляюще красив и текуч, словно блики на воде. Не безумие ли — воспринимать всё это, такое прекрасное, как существо с единой волей и разумом? Как пациента перед целителем? Или даже сторону в переговорах?
«Если
Ужасно похоже на безмолвную речь. И такие знакомые интонации… «Мудрый Латира?»
«Приходи к Чёрному Камню, Иули. Хоть изнанкой сна приходи, у тебя уже должно получиться. А Малую не тревожь, пускай отдыхает».
Ромига открыл глаза, выныривая из полу-транса, полудрёмы. Уставился в потолок, будто мог прочесть там ответ на новый животрепещущий вопрос: правда, услышал сейчас мудрого Латиру, или приснилось? На Голкья возможен ответ: правда, хотя приснилось. И с Латирой всё непросто, об этом знают даже многие охотники, не только мудрые.
Когда Ромига и Наритьяра Младший пропели Песнь Равновесия, Тени развоплотились почти мгновенно. Только у Латиры, обращенного в Тень, достало самовластной воли задержаться среди живых. Говорят, он обошёл Ярмарку, попрощался кое с кем из знакомцев, переживших смуту. А после взошёл на Ярмарочную гору, к Чёрному Камню, где много лет черпал колдовскую силу. Камень не стал привередничать, в каком теле явился Латира, и впустил его. Обратно из круга Латира не вышел. Ромига знает: мудрые почитают такой финал достойным завершением своего жизненного пути. И даже не совсем завершением, хотя наву из Тайного Города идея жизни после жизни… Ну, да, по старой привычке — претит. Однако Тень Латиры Ромига однажды призвал. И это было невероятно: снова говорить с тем, кого видел слюнявым идиотом от «иглы инквизитора» и жертвой, растерзанной на алтаре. Говорить с ним, как с живым, ощущать его почти живым. И задним числом Ромига не сожалеет, что рискнул призвать Латиру. Скорее, жаль, что старый прошмыга вынужден был так быстро уйти, и с навом они больше не встретились. Хотя, отчего Латира поспешил с уходом, бывшему Повелителю Теней тоже ясно. Мудрый не пожелал живоедствовать, чтобы питать свою новую плоть. А тот, кого принимает круг Зачарованных Камней, больше не нуждается ни в какой телесной пище.
Кто и когда объяснял всё это Ромиге? Отчасти, Вильяра вложила ему в голову при первом знакомстве. А в полноте он узнал от Теней, будто от самого мира Голкья. Вообще, он знает теперь многое, чего не мог знать нав из Тайного Города. Умеет, чему отродясь не учился. Главное, не потерять в этом нежданном и непрошенном богатстве знаний самого себя. Как Онга потерялся среди фантазий и несбывшихся вероятностей… Иными словами: не спятил бы ты, нав Ромига! Риск-то есть.
Геомант снова опустил веки, вглядываясь в «паутинку». Да, он может просто созерцать её. Любоваться, словно огнём, водой и чужой работой. А может последовать подсказке неведомого собеседника и единым движением мысли перенести себя к чёрному менгиру, косо подпирающему ночные небеса. Чего тянуть, если он всё равно туда придёт — или приведут?
И мороз не заставил поёжиться, и снег не хрустнул под ногами: Ромига встал у Чёрного Камня полу-взаправду, полу-понарошку. В призрачном обличье, как говорят голки. Теперь-то нав понимает, что освоил этот фокус давным-давно, когда бродил по степям своего любимого сна. А побывать бы в тех степях наяву, всем собой… Не сейчас!
Обличье-то призрачное, а в этот раз Ромига не бросил свой
— Мудрый Латира?
Позвал голосом — тишина. Повторил безмолвной речью — нет ответа, лишь стылый сквознячок по сердцу. Обошёл — обковылял — Зачарованный Камень кругом и позвал снова, с тем же успехом. Мороз, тишь. Мерцают звёзды, искрится снег. А чёрный менгир непроглядно чёрен даже для навских глаз. Возможно, Ромигу ждут не снаружи, а внутри круга? Спел приветствие, положил руки на Камень. Откроется, или нет, а Ромига приветил знакомца. Да и опора — не лишняя.
Камень потеплел под ладонями, но не раскрылся. Вообще-то, и не должен, пока Ромига топчется тут в призрачном обличье. А пройдёт ли нав по изнанке сна целиком? Не с кем-то за руку — сам? Он почти проснулся в логове, на тёплой лежанке, между Вильярой и Рыньи… Нет, не там! Надо здесь… Ну, вот!
Тело налилось тяжестью, дохнул в лицо мороз, скрипнул снег… И чёрный менгир раздался под руками так резко, что Ромига, утратив опору, завалился вперёд: неловко, больно. Вставать? Или ползти вперёд, как делал прежде? Собираясь с силами, глянул по сторонам — обнаружил себя, внезапно, уже в центре круга. Видимо, его, правда, ждали. Кое-как подобрал конечности и сел. Огляделся ещё раз, вспоминая, какими видел Черные Камни в прошлый раз. Да, их стало на два больше.
Почему, приняв одного, они всегда прибавляются парами? Бывший Повелитель Теней может вспомнить, почему так, но не желает вдаваться в подробности. Не сейчас.
В приветствие, которое он пел, сами собой вплетались новые имена. И прошло понимание, что бесполезно выкликать здесь Латиру. У хранителя сгинувшего островного клана теперь иное служение, иное имя. И он, конечно же, видит, что Ромига явился на зов. Заговорит, когда и, если сочтёт нужным.
Зачем ходят в круг Зачарованных Камней? В первую очередь, за колдовской силой, она же магическая энергия. Нав осторожно прилег на спину, закрыл глаза и приготовился впитывать всё, что даст ему круг. Странно, если не даст: после того, как охотно впустил и проводил на середину.
Энергии вокруг, действительно, море. А подходящей наву — капли, слёзы. Бывший Повелитель Теней представляет, как перетянуть это одеяло на себя. Он бы смог, он чувствует. Но стоило столько корячиться, восстанавливая равновесие, чтобы самому же опять всё изгадить? На регенерацию худо-бедно хватает, Ромига полежит и встанет на ноги. Выступит в Пещере Совета, потом отправится в город с белым небом, разыскивать врага врага…
Вероятно, он задремал, а может, нет.
«Мы благодарны тебе, Ромига, что ты бережёшь равновесие и не изменяешь нас ради своего удобства. Но ты сможешь взять всё, что мы даём тебе, изменив себя. Таков дар Голкья плетельщику судеб».
— Что? — Ромига сел, озираясь. Отметил: спина не болит, ноги слушаются… И уставился на сидящего рядом голки! Внешне тот не изменился, лишь аура поблекла и расплылась туманом.
— Латира?
— Да, Ромига, меня звали так. А теперь уместнее звать по имени моего Камня. Или называй Голосом Щуров, так тоже будет правильно.
Нав сел поудобнее: разговор, похоже, предстоит долгий и непростой. Разглядывал собеседника, пытаясь разобраться, отчего рядом с ним настолько неуютно, тревожно? Призрачные мальчишки в степи не вызывали подобного ощущения.