Зимние перезвоны
Шрифт:
Из краснотала Агафья связала вершу — надеется в Еринате наловить рыбы.
Прямо у двери висит ружье с патронташем.
«Дробь — на рябцов, пули — против медведей».
— А ну, покажи, как стреляешь.
Агафья охотно берет одностволку и целится в берестяный короб, лежащий на огороде…
— Ну вот тебе, ворошиловский стрелок — одна дробина! — смеется Николай Николаевич. — в медведя не попадешь.
— Избавь господь от медведя…
Мы тихо беседовали, глядя на апрельский парок, струившийся над огородом, когда вдалеке послышался звук вертолета. Агафья услышала его первой, встрепенулась:
— Вот и прощанье…
По тропке катимся вниз на галечную косу у речки.
— Спасибо,
Сквозь рев машины слабый голос не слышен. Но так красноречива поднятая кверху рука, так выразительны глаза, так щемяще-больно видеть маленькую приземистую фигурку возле воды…
Погода неважная. Летчики не решаются лезть в облака над горами. Летим по каньону, повторяя изгибы холодной и равнодушной реки.
Фото автора. 6 мая 1989 г.
Первый день жизни
(Окно в природу)
Младенцам природа дает различные способы выжить. Одни родятся беспомощными, слепыми. Их защищают нора, гнездо и, конечно, заботы родителей. Другим, обсохнув, уже надо быть готовыми бежать, плыть, прятаться, защищаться.
Этим двум сайгачатам десять часов от роду.
Первый день жизни природой предписано им лежать, затаившись. Окраска и неподвижность делают их незаметными на полынной равнине.
На второй день при виде опасности сайгачонок вскочит на высокие ножки-ходули и побежит по степи. На третий день человеку уже трудно его догнать. На пятый малыш вместе со взрослыми избегает опасности, полагаясь только на ноги, — семьдесят километров в час…
Антилопа сайга — древнейший житель европейских и азиатских степей. Некогда она населяла пространство на западе до Атлантики и на севере до Печоры, водилась в бассейне Иртыша, Енисея, Лены, кости ее обнаружены даже и на Аляске. Заселяя и распахивая степи, человек оставил сайге лишь самые захудалые земли в нынешнем Казахстане и на западе от Волги — в Калмыкии. Но и тут, преследуемая человеком, антилопа оказалась на грани исчезновения. Полное прекращение охоты на нее (с 1919 года) дало результаты — стада сайги достигли уровня, когда стало возможным и даже необходимым вести ее промысел.
Рекордная численность сайги в Калмыкии приходится на конец 70-х годов — 750 тысяч.
Сейчас охота прекращена, но численность антилопы не возрастает и вряд ли уже достигнет двухсоттысячного рубежа. Причина — стеснение жизненного пространства. Калмыцкая степь «проросла» бесчисленным количеством столбов электрических линий, идущих к «точкам» — пастушьим стационарам.
Сайгак — животное пугливое, стадо обходит даже вставшего на гнезде журавля. Столбы, водоводы, ограды пастбищ, каналы маленькие и большие оставляют антилопе все меньше возможностей для маневра, когда, приспосабливаясь к погодным условиям, стада ищут корм, воду, места для окота. Громадная язва — канал Волга — Чограй перегородил их вековые пути с юга на север и обратно на юг. Прибавим к этому беспокойство от транспорта. Пастухи пасут сегодня овец не на лошади — на мотоцикле или даже на «Жигулях». И не забудем изощренного, наглого браконьера. Именно в этих местах ночью в упор был расстрелян замечательный зоолог Улдис Кнакис, бросивший вызов двуногим хищникам.
Тяжело сегодня выжить сайге (сайгакам), а если еще и природа ставит подножку степным скитальцам, судьба сайгаков уподобляется свечке, горящей с обоих концов.
Едем степью несколько километров- повсюду светлые пятнышки павших животных — громадный стол для летающих хищников: грифов, сипов, орлов, орланов. Они и в обычные годы из разных мест (даже с Кавказа!) прилетают попировать. Одного из десяти сайгачат природа отдавала им в виде «законной» дани. На этот раз дань удручающе велика. День рождения для многих оказался днем смерти.
Но вот временная граница окота. Те, кто родился после дождя, живы-здоровы. Матери их отбежали, маячат на горизонте, а горбоносые малыши лежат, затаившись в полыни. Иногда двойня. Чаще по одному. Можно взять сайгачат на руки или, не поднимая, погладить по шерстке. Смотрит сливовым глазом. Некоторые подают голос, полагая, что это явилась мать.
Как только мы отъезжаем, матери возвращаются к малышам. Сизая от полыни равнина оглашается многоголосым хором детей и родителей — по голосу и по запаху матери ищут своих единственных.
У природы худа без добра не бывает. Дожди погубили множество сайгачат. Зато выжившим жаркие степи дарят после дождей океан трав.
Матери к малышам вернулись, обремененные молоком. В бинокль видно, как, подрагивая на шатких ножках, сайгачата прильнули к соскам.
Фото автора. 27 мая 1989
Таки Такич кончает школу…
Таки — имя отца. Так же зовут и сына. И мы называли его Таки Такич.
В роду Хейзов Таки — имя традиционное. Так звали деда младшего Таки, прадеда и прапрадеда. С отцом Таки Такича мы познакомились в аэропорту Анкориджа. Сорокадвухлетний американец-аляскинец подхватил в машину дорожные наши пожитки, и восемь дней мы с Геннадием Алференко были, как у Христа за пазухой. Таки-старший в своем громадном рубленном из аляскинских сосен доме готовил по утрам завтрак, словами «Генна-адий, Васи-илий!» будил гостей по утрам, отвозил, куда требовалось, как опытный секретарь, отвечал на звонки, вечером на машине вез нас домой и, расстелив на полу карту, рассказывал об Аляске.
В семье Хейзов три человека. Все трое работают. Хозяйка дома Пэт — медсестра. Таки-старший занимается бизнесом — владеет заводом, производящим стекловолокно. (Вместе с хозяином на заводе — десять работающих.)
Пять часов в сутки работает и Таки Такич, в этом году кончающий школу.
Общий доход семьи — шестьдесят тысяч долларов в год — считается нынче средним доходом в Америке. И работает Таки-младший, совмещая работу с учебой в школе, конечно, не по нужде.
Благополучный дом с тремя ваннами и бассейном, четыре автомобиля (по легковому — на каждого члена семьи и еще грузовик) — детали быта красноречивые. Но каждый вечер Таки Такич ставит будильник на семь утра. И лишь в двенадцать ночи он гасит лампу в своей комнате на втором этаже дома. Стекловолоконое дело Таки-старшего налажено, и он на неделю совершенно от него отключился, с не показным удовольствием оказывая гостеприимство двум москвичам. Жена его, Пэт, тихо уходила утром на свою медицинскую службу.