Зимний костер
Шрифт:
Медведь свое ополчение собрал и пошел за этого герцога — уж три сотни лет как его предки присягали старым королям, - а Белоголовый ссудил деньгами и людьми дядьку короля. Тот возьми и победи.
И война в другую сторону пошла, скосили всех, кто против нового короля выступал. Белоголовый в почете был, а Медведя казнили, с сыновьями вместе.
У Белоголового Ницэ целых два отряда головорезов было, вроде как порядок наводить. Чего он только не творил, он и сынок его
А они скрывались, да убегали, им слуги верные помогали. Кое-как удалось девушкам отправить весточку женихам, которые уж не знали, как их отыскать и помочь. Раду и Грево поехали навстречу, да только не знал никто, что весточку перехватили.
Белоголовый послал своих бандитов искать их по всем окрестным дорогам, и те аккурат отыскали беглецов, когда они только-только встретились.
И ведь место такое было хорошее — укромное, тихое, думали, что безопасное.
Юноши, конечно, отдавать невест добром не захотели, схватка завязалась. Обоих убили, да и старшая дочка Медведя, которая бросилась жениху помогать, погибла случайно. Младшую посадили в клетку и увезли в городок, где ждал ее уже новые жених и отец».
Черный человек вздохнул и замолчал.
– Что за сказка?! Хуже сказки не слыхал!
– заверещал один из веретенников.
– Скука одна, и закончилось ничем!
– поддакнул мохнатый мужичок.
– Съедим тебя, человек, съедим! Не повеселил ты нас!
– Неужели и всё?
– разочарованно спросило косматое рядом.
– Так все и померли?
Человек крутнул в руках нож, задумавшись о своем, и сполохи на лезвии утихомирили разошедшихся духов леса.
– Не всё это, не конец, - признал человек и откашлялся, чтобы продолжить.
«Разбойники Белоголового побросали убитых в сторонку от дороги, да хоронить не стали, недосуг было. Повезли они горюющую девушку в город, не оглядываясь. Темнело уже, а места те были слишком уж тихие да тайные — в старину, говорят, страшным богам молились там. Эхо молитв, да дым жертвоприношений и до сих пор чуется в том уголке, особенно в сумеречную пору.
И вот снова полили кровью землю, и попросили о помощи, и прислушались темные боги.
А ночью один из мертвых вернулся. Чудом, не иначе, намоленным бедной Иоанной, которую везли в клетке.
Мертвый встал, похоронил товарищей как следует, и отправился на выручку девушке...»
– А дальше что?
– тихо спросил лешачок, разморившийся от тепла.
– А дальше уже рассвет, - ответил человек и кивком указал на встающее над верхушками
И как пролетела ночь… в разговорах да сказках — совсем незаметно. Лесные духи таяли, уползали, разлетались, едва слышно ворча и бранясь. Еще бы — им, стылым, теперь так и эдак вертеть недосказанную историю, и никогда уже конца ее не услышать.
На полянке остались только человек, маленький лешачок, косматое создание да старик с руками-ветками.
– Пойдешь на восход, - строго сказал он.
– У оврага с разбитой березой свернешь левее, до замерзшего ручья. Держись его, и выйдешь к тракту человечьему. Благодарствую за костер.
Кивнул старичок, да исчез, будто и не было.
– А вы чего не уходите?
– спросил человек.
Косматое хохотнуло, заскакало безумным танцем вокруг гаснущих углей.
– А поглядеть хотела, что делать будешь! Забавный ты!
Потом оно вытащило старое помело из кустов и взгромоздилось на него; из-под черной косматой шубы вдруг проглянули тонкие девичьи ноги.
– Так ты ведьма, - устало сказал человек.
– Ну благодарствуй и ты, за помощь твою.
– Должок за тобой, человек, - захохотала ведьма, взлетая птицей вверх.
– Вернешь! Но не мне, а первой встреченной сестре моей. Поможешь изо всех своих сил, мертвец!
Звонкий смех ее ледяными колокольцами носился по лесу, но человек только покачал головой.
– Я иду в город, - сказал он маленькому существу в рукавице.
– А ты домовой, верно? Хочешь, возьму тебя с собой и подкину у какого-нибудь порога?
– Так дела разве делаются, - неуверенно прошептал домовенок.
– Да и отдариваться мне нечем.
– Ежели в дороге согреешь меня, - сказал человек, - то на этом сойдемся. А уж дальше я как полагается сделаю. Я слышал, что говорить нужно. Может, и будет у тебя новое пристанище. В городах, поди, большая часть домов без присмотру вашего стоят.
Домовой только головой потряс в удивлении: ну и дела, а потом охнул тихонько, закрывая ладошками рот.
Человек как раз встал, поправляя черные свои одежды, и под верхним длинным кафтаном на жилете и рубашке явственно видна была дыра у сердца. Черная ткань на груди заскорузла от крови.
Человек только приложил палец к губам, заметив его взгляд, а потом поправил кафтан, застегнул на все вороненые пуговицы с причудливыми гербами.
– Полезай за пазуху, мелкий, - сказал он.
– Некогда отдыхать.
Устроив домового поудобнее и подхватив суму, человек ровно и широко зашагал по глубокому снегу.