Зимний перевал
Шрифт:
Попробуем разобраться.
Когда Большой Совнарком приступил к рассмотрению дела, Ленин предложил представителям ВЧК изложить мотивы, по которым они с такой решительностью протестовали против решения Малого Совнаркома. Выслушав их объяснения, тут же подверг допросу «с пристрастием» члена коллегии Наркомата юстиции Саврасова, который входил в коллегию ВЧК для установления контакта между Наркомюстом и ВЧК. Ленин добивался от Саврасова, чтоб тот ясно и точно ответил, когда и по каким делам он, как представитель Наркомюста, опротестовывал
— Почему не было? Потому, что ВЧК не нарушала законы? — спрашивал Ленин.
— Нет, не поэтому, — отвечал Саврасов. И утверждал, что по своему положению он не мог опротестовывать действия следственного аппарата.
Как же это «не мог»? Ведь это было его прямой обязанностью!
Ленин подверг объяснения Саврасова жестокому обстрелу и предложил наркому юстиции Д. И. Курскому подготовить к следующему заседанию Совнаркома общий доклад о том:
1. Какие нормы в советском законодательстве регулируют надзор за следственным аппаратом в общих судах и за следственным аппаратом ВЧК?
2. Не нуждаются ли эти нормы в дополнениях и изменениях?
3. В случае необходимости этих изменений представить проект.
Что же до следствия по делу Межкома, Ленин поручил заместителю председателя ВЧК И. С. Уншлихту его продолжать, взяв под личное наблюдение, а Д. И. Курскому — сделать доклад о заключении следствия.
Но тут возник новый вопрос, быть может, разбуженный этим: вопрос о взаимоотношениях между партийными и судебно-следственными органами.
На этот раз инициатива принадлежала Наркомюсту, опротестовавшему два параграфа циркуляра Центрального Комитета партии об отношениях партийных и судебно-следственных учреждений.
Народный комиссариат юстиции просил исключить из циркуляра параграф четвертый, который обязывал судебные власти освобождать на поруки привлеченных к суду коммунистов под персональное поручительство лиц, уполномоченных на то партийными комитетами, а также параграф пятый, предоставлявший партийным комитетам право знакомиться с делами привлеченных к судебной ответственности коммунистов и выносить по ним решения, которые являлись бы партийной директивой для суда и предопределяли судебный приговор.
Узнав об этом, Ленин написал В. М. Молотову:
«Как стоит это дело?
§§ 4 и 5, по-моему, вредны ».
В ответ на свою записку Владимир Ильич получил постановление Оргбюро об утверждении циркуляра и письмо Молотова, в котором говорилось, что циркуляр изменен и вопрос можно считать исчерпанным.
Однако «изменения», внесенные в циркуляр, не коснулись главного. И Владимир Ильич написал Молотову новое письмо.
«Я переношу этот вопрос в Политбюро.
Вообще неправильно такие вопросы решать в Оргбюро: это чистополитический, всецело политический
И решить его надо иначе.
Прошу заказать секретарше на 1 листе старуюи новуюредакцию.
(1) Надо, по-моему, отменить § 4.
(2) — усилить судебнуюответственность коммунистов.
(3) „суждения“ парткома допустить толькос направлением в центр и с проверкой ЦК К».
Вопрос был перенесен в Политбюро и рассматривался на заседании, на котором присутствовал Ленин.
Политбюро постановило: пересмотреть циркуляр в целом, устранив всякую возможность использования положения господствующей партии для ослабления ответственности. Более того, усилить ответственность членов партии в случае совершения ими проступков, подлежащих ведению судов и трибуналов.
Тем временем следствие по делу Межкома подошло к концу. Как рассказывает Г. М. Леплевский, вопрос приобрел такую остроту, что, когда он рассматривался в последний — третий! — раз, на заседание Большого Совнаркома был приглашен Ф. Э. Дзержинский, а к началу обсуждения на заседание явились Калинин, Каменев, Сталин.
Прения были весьма бурными. Сначала был рассмотрен вопрос о следователе Васильеве и постановлении Малого Совнаркома. Семью голосами против шести постановление Малого Совнаркома было отменено, так что Ленин оказался в меньшинстве.
Затем на обсуждение был поставлен общий вопрос — о надзоре за деятельностью следственного аппарата и за соблюдением революционной законности. После доклада Д. И. Курского существовавший к тому времени порядок был признан неудовлетворительным и было принято предложение Ленина создать комиссию для разработки вопроса по существу.
Пока работала эта комиссия, всплыл еще один вопрос, непосредственно связанный с работой следственных органов, о наказаниях за ложные доносы.
Проект декрета был разработан Наркомюстом. Познакомившись с ним, Ленин предложил дополнить его «мерой усиления наказания», изменив формулировку лишение свободы на такой-то срок другой: лишение свободы «не меньше стольких-то лет».
Совнарком согласился с поправками Ленина и постановил ввести кару по суду за ложные доносы и за ложные показания.
Специальное примечание оговаривает, что мера наказания усиливается в случаях:
а) ложного обвинения в тяжком преступлении,
б) корыстных мотивов доноса или показаний на следствии,
в) искусственного создания доказательств обвинения.
Декрет этот был подписан В. И. Лениным и опубликован в «Известиях ВЦИК» первого декабря двадцать первого года.
Интересно применение, которое нашел этот декрет полгода спустя, во время крупнейшего политического процесса тех лет — суда над правыми эсерами.