Зимняя бегония. Том 2
Шрифт:
Шан Сижуй вздохнул в нетерпении, разгневанный его нежеланием бороться, видимо, он снова собрался высказаться о предательстве и побеге. Только эти слова сорвались с его языка, как охранник оттолкнул Чэн Фэнтая в сторону, выбил дверь и, низко склонив голову, проговорил с необычайным почтением:
– Господин Чу, время уже позднее, нам и в самом деле пора.
Чэн Фэнтай переглянулся с Шан Сижуем, а затем посмотрел на этого господина Чу, пораженный им с первого же взгляда. Он давно уже знал, что все актеры театра по-своему красивы: будь то безмятежная красота Цзян Мэнпин или изящность Шан Сижуя, в труппе «Шуйюнь» собрались прямо-таки небожители и небожительницы, сошедшие со
78
Линь Дайюй (кит. ???) – героиня одного из четырех великих классических романов Китая «Сон в красном тереме», написанного Цао Сюэцином, стала именем нарицательным для человека слабого и болезненного. Из-за смерти матери и болезни отца вынуждена была переехать в дом бабушки, где много тосковала. Характер у нее гордый, и в то же время это девушка чувствительная и сентиментальная.
Обликом господин Чу и в самом деле напоминал Линь Дайюй, и пусть судьба у них была схожа, нрав у него был намного круче, чем у нее. Он свирепо воззрился на того охранника, однако глаза его заволокло влажной дымкой, словно он вот-вот прольет слезы. От этого жестокость его развеялась, и у людей он вызывал жалость. А затем, прежде чем хоть одна слезинка сорвалась с его глаз, господин Чу подошел к охраннику и зарядил ему оплеуху:
– Попробуй только вернуться и начать сплетничать!
Возвышающийся над ним охранник, уже привыкший к его нраву, даже не шелохнулся, лишь еще ниже опустил голову:
– Не смею, прошу господина Чу вернуться домой.
Господин Чу встал у двери, спрятав обе руки в широкие рукава, тяжелым взглядом он рассматривал Чэн Фэнтая, а затем повернулся к Шан Сижую и сказал со смехом:
– У каждого своя судьба. Цюнхуа высоко ценит доброту Шан-лаобаня, но принять ее не сможет. Вы берегите себя, ни в коем случае не ходите по моей дорожке. Чему суждено случиться, от того не получится бежать всю жизнь, – голос его внезапно переменился, если с Шан Сижуем он говорил нежно, сетуя на обиды, то теперь зазвучал холодно и отстраненно, всем своим видом выражая нарочитую непринужденность и независимость.
Шан Сижуй проводил его до двери, господин Чу прошел немного по коридору, затем оглянулся и посмотрел на Шан Сижуя, тот кивнул ему и помахал рукой на прощание. Дойдя до театральных подмостков, он снова остановился и в оцепенении устремил взгляд на сцену. Высокий и болезненно худой, один-одинешенек он стоял за пределами сцены, напоминая душу, так и не нашедшую перерождения, что напрасно мечтает о великолепии прежней жизни. Так он и простоял там в забытьи, уйдя лишь спустя долгое время.
Проводив Чу Цюнхуа, Шан Сижуй в волнении притянул Чэн Фэнтая к себе:
– Второй господин, второй господин! Как вам мое сегодняшнее выступление?
Чэн Фэнтай погладил его по голове и сказал со смехом:
– Великолепно! Никогда не видел ничего лучше! У Шан-лаобаня был такой величественный вид! Солдаты, которых
Шан Сижуй прищурился в улыбке:
– Ну это само собой!
Так они и разговаривали, обсуждая судьбу Чу Цюнхуа, пока Чэн Фэнтай помогал Шан Сижую снять грим. Когда грим был снят, Шан Сижуй словно смыл с себя и бодрость духа, тут же принялся зевать аж до слез, выступавших на глазах. Чэн Фэнтай взглянул на часы – скоро начнет светать, поглаживая Шан Сижуя по спине, он рассеянно улыбнулся:
– Ох… Неужели господин Чу признал такого большого человека своим покровителем? На сей раз он едет в Нанкин, кто знает, может быть, станет и премьер-министром Цзяном. А господин Чу теперь наследник престола.
Сонный Шан Сижуй, услышав эти слова, глупо захихикал. Его охватила полудрема, разум затуманился, как у пьяного, самый что ни на есть настоящий дурачок. Улучив момент, Чэн Фэнтай тихо заговорил о другом:
– Почему ты покинул резиденцию командующего, когда он так горячо о тебе заботился?
Глаза Шан Сижуя почти закрылись:
– Потому что я хотел выступать. Добиться славы в Бэйпине для моего отца.
– А что же насчет третьей барышни?
– Какой еще третьей барышни?
– Третьей дочери командующего Цао!
Шан Сижуй говорил все прерывистее:
– Я… пою. Какое мне дело до нее? …Что она говорила?
Чэн Фэнтай похлопал его по щекам, приводя в чувство:
– Кажется, ты ей очень нравился?
– Мм… Правда? Нравился… – Шан Сижуй наполовину уже погрузился в сон.
– А что же ты? Тебе нравилась третья девчонка Цао?
На этот вопрос ответа он так и не получил. Шан Сижуй мгновенно заснул, тихонько похрапывая, белоснежную сценическую рубашку он так и не снял, и теперь крепко прижимался к Чэн Фэнтаю.
Чэн Фэнтай ущипнул его за щеку и с улыбкой покачал головой.
Так они и сидели в тишине некоторое время, пока дверь не отворилась со скрипом. Все актеры уже разошлись, и Сяо Лай наконец высвободилась. Увидев этих двоих в тусклом свете лампы, прильнувших друг в другу с улыбками на лицах, Сяо Лай и сама не поняла, что за чувства на нее нахлынули, она вот-вот готова была заплакать, да так и застыла в оцепенении.
Было уже за полночь. Слушая дыхание Шан Сижуя, Чэн Фэнтай тоже наконец почувствовал усталость и вздохнул:
– Вещи собирать не будем, пойдем! Возвращаемся домой! – с этими словами он с особой осторожностью как следует укутал Шан Сижуя в свое суконное пальто, поднял его на руки и прижал к себе:
– Нельзя застудить нашего Шан-лаобаня. Ай, а он тяжелый.
На руках его оказался актер, придавленный многовековой оперной историей, разве мог он оказаться легким? Огни на сцене и за кулисами уже погасли. Сяо Лай шла впереди, освещая путь фонарем. В коридоре валялись разбросанные тут и там сценические костюмы, окурки да искусственные бархатные цветы для украшения головы. Чэн Фэнтай шел очень осторожно, бормоча себе под нос:
– Эх, если я споткнусь и упаду, наш маленький актер разобьется вдребезги.
Вот почему он шагал все медленнее, чуть ли не переминаясь на месте как старик, каждый шаг давался ему с трудом, словно он делал его наугад, потратив немало времени. Казалось, он прошагал с Шан Сижуем на руках целую жизнь, так он устал. В неверном свете фонаря, покачивающемся впереди, ему почудилось, что они оказались во сне, и нет у них больше пристанища, некуда им возвращаться.
Сяо Лай, освещая землю фонарем, подняла глаза и увидела на лице Чэн Фэнтая неясное умиротворенное выражение. Шан Сижуй, пригревшийся у него на груди, чуть закопошился во сне.