Зимняя мантия

Чедвик Элизабет

Уолтеф откашлялся и заявил:

– Кто как, а я готов. Я так проголодался, что могу съесть медведя. – Он размашистым жестом накинул на себя плащ из толстой синей шерсти, подбитой сверкающим белым мехом медведя, и подмигнул мальчику, – Это все, что осталось от последнего, которому не повезло со мной встретиться.

– Ха, да ты медведя видел только ручного и на цепи, – зло съязвил Моркар.

– Это только доказывает, что ты ничего обо мне не знаешь, – ответил Уолтеф и оглянулся на английских аристократов. – Я иду в зал, поскольку на одной гордости долго не протянешь, да и невежливо отказывать нашим нормандским хозяевам. «И глупо», –

подумал он, но воздержался от высказывания. Как бы они ни были удручены своим нынешним положением, открыто выражать свое недовольство они не решались.

Симон, шагая рядом с Уолтефом, осторожно погладил белый мех.

– Это на самом деле медвежья шкура? – спросил он.

Уолтеф кивнул.

– Однако Моркар сказал правду, – ухмыльнулся – он. – Я действительно видел медведей только на ярмарках. Но мой отец, когда был совсем молодым, охотился на огромного медведя, который когда-то жил в этой шкуре. Ростом он был вдвое выше человека, зубы – как рог для вина, а от его рычания дрожали скалы. Отец сшил из шкуры плащ, и он достался мне по наследству.

В зале уже собралась разряженная нормандская знать, пришедшая встретить своего герцога. Английских заложников посадили по одну руку от Вильгельма. С другой стороны располагались его родственники и епископы Руана. Стол был заставлен кубками, кувшинами и подсвечниками, сверкающими от отсветов огня. Это были трофеи, награбленные после победы в битве при Гастингсе.

Уолтеф чувствовал себя неловко в такой обстановке, но понимал, что пир устроен в честь победы и такая роскошь в порядке вещей. Он и его соотечественники тоже были частью этих трофеев. Наверное, им стоит быть признательными Вильгельму за его такт. Уолтеф слышал много рассказов о том, как его собственные предки пили за победу из чаш, сделанных из черепов поверженных врагов.

Уолтеф имел способности к языкам. Он хорошо, хотя и с акцентом, говорил по-французски, бегло говорил на латыни и родном языке, благодаря своему воспитанию в Кроулендском аббатстве. Он легко общался с нормандскими прелатами, которые поражались его знанию языка церкви.

– Когда-то меня прочили в священнослужители, – объяснил Уолтеф архиепископу Руана. – Я прожил несколько лет как монах в Кроулендском аббатстве, где моим наставником был аббат Улфцитель.

– Из вас вышел бы внушительный служитель церкви, – заметил архиепископ, отрывая крыло у жирного гуся и вытирая пальцы о льняную салфетку.

Уолтеф откинул голову и расхохотался.

– Может быть! – Он повел плечами. В зале были люди, которые могли сравниться с ним статью, но не среди знати. Даже герцог Вильгельм, высокий и крупный мужчина, казался рядом с ним маленьким. – Они, наверное, обрадовались, что им не пришлось тратить много ярдов шерсти, чтобы сшить мне рясу! – Тут он случайно встретился взглядом с девушкой, которая сидела среди родственников Вильгельма.

Он заметил ее сразу по приезде, в замковом дворе. На лице ее тогда было выражение любопытства и осторожности, как будто она рассматривала сидящих в клетке львов. С таким же выражением она взглянула на него и сейчас. Ему захотелось улыбнуться. У нее были волосы цвета воронова крыла, нос прямой и тонкий, глаза темно-карие, опушенные густыми ресницами. Она встретилась с ним взглядом и тут же скромно опустила глаза. Интересно узнать, кто она такая, лениво подумал он. Хоть какое-то развлечение, пока находишься в плену.

После ужина женщины удалились. Уолтеф с любопытством

следил за их уходом. В обтягивающем красном платье молодая женщина напоминала хрупкую лань. Уолтеф представил, как прижимает ее к стенке и целует. Эта мысль заставила его поерзать на скамье.

Когда женщины ушли, в зале стало шумно, и Уолтеф воспользовался случаем, чтобы поинтересоваться у Ричарда де Рюля, кто эта девушка в красном платье.

Управляющий с тревогой взглянул на него.

– Это Джудит, племянница короля, дочь его сестры Аделаиды, графини Омальской. Я бы посоветовал вам не смотреть на эту девушку.

– Почему? – Уолтеф закинул руки за голову. – Она помолвлена?

– Пока нет, – неохотно ответил де Рюль. Вино шумело в голове Уолтефа.

– Значит, за ней можно приударить?

Управляющий двором отрицательно покачал головой.

– Она герцогского рода, поэтому ее замужество очень важно для Нормандии.

Уолтеф прищурился.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я недостаточно хорош для нее?

– Я всего лишь хочу сказать, что герцог отдаст ее за человека по своему выбору, не случайного гостя, которому она приглянулась, – сухо объяснил де Рюль. – Кроме того, лучше держитесь от нее подальше, потому что ее мать отличается дьявольской гордостью, отчим очень суров в вопросах чести, да и сама девушка не подарок.

Уолтефа разбирало любопытство. Он уже собрался спросить, почему Джудит не подарок, но в этот момент его за рукав схватил Эдгар Ателинг и потащил соревноваться.

– Ставлю фунт серебра, что никому не сладить с Уолтефом Сивардссоном! – заорал он слегка охрипшим спьяну голосом.

Все дружно поддержали его. Уолтефа посадили против Пико де Сайя, его предполагаемого противника, рыцаря герцога Вильгельма. Он был широк в груди, руки его напоминали лопаты, а щеку пересекал шрам от удара меча.

Он ухмыльнулся, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов.

– Говорят, дурак быстро расстается с деньгами, – произнес он насмешливо.

Уолтеф рассмеялся.

– Я на звание умника не претендую, но, чтобы заставить меня расстаться с моим серебром, потребуется кто-то посильнее, – вежливо заметил он.

Послышались крики одобрения. Уолтеф поставил локоть на стол и протянул руку к нормандцу. Рукав туники скрывал мускулы Уолтефа; запястья были чистыми, без всяких следов топора или меча, потому что, хотя его и обучали обращению с оружием, ему ни разу не пришлось применить свои навыки на практике.

Пико схватил руку Уолтефа своей, покрытой шрамами.

– Зажигайте свечи, – скомандовал он. Сбоку от каждого борца ставилось по свече в низкой плошке, и нужно было согнуть руку соперника и ею погасить свечу. В подобных состязаниях Уолтеф не был новичком, а о его успехах свидетельствовала его рука без единого шрама от ожога.

Сначала Уолтеф не слишком напрягался, внимательно следя за противником. Он почувствовал, как тот увеличивает нажим. Пико надавил сильнее, но рука Уолтефа осталась неподвижной. Мужчины застучали руками по столам. Уолтеф ощутил, как пульсирует кровь. Главное – сосредоточиться. Он начал сам давить, медленно, но непрерывно увеличивая давление. Зрители закричали еще громче. Уолтеф направил всю силу в руку и начал неуклонно опускать руку противника к пламени. Нормандец боролся, лицо его покраснело, жилы на шее вздулись, но Уолтеф был слишком сильным. Он дожал Пико и под оглушительные вопли зрителей затушил свечу его рукой.