Зимняя мантия

Чедвик Элизабет

Уолтеф выпрямился. Поводья оставили красные следы на его ладонях, рукава были покрыты пеной. Он вытер руки о тунику и поспешил к Джудит.

– Миледи, вы не пострадали?

Она отрицательно покачала головой.

– Все хорошо. Спасибо…

– Вы быстро нашлись, милорд, – сказал Вильгельм, коротко кивнув. – Моя семья у вас в долгу.

Уолтеф прочистил горло.

– Я так не считаю, сир. Я действовал без расчета на благодарность или вознаграждение.

– Я думаю иначе, – холодно улыбнулся Вильгельм. –

Моя племянница мне очень дорога.

Мне тоже, хотелось сказать Уолтефу, но он не посмел. Опустив голову, он направился к деннику, куда Ральф положил Симона. Мальчик был бледен, лицо его покрывал пот, он сжимал кулаки, превозмогая боль.

– Нога сломана, – сказал де Гал, сам слегка побледневший. – Пойду позову его отца.

Уолтеф понял, что это предлог, – он вполне мог послать грума. Сняв свой плащ, он накрыл им мальчика.

– Я знаю, тебе очень больно, – сказал он. – Потерпи, сейчас тебе помогут.

В дверях, заслонив свет, появился Вильгельм.

– Вы спасли и его жизнь, господин Уолтеф, – сказал он. – Я послал за лекарем. Будем надеяться, что мальчик поправится. Смелый парень, – похвалил Вильгельм, наклоняясь над Симоном. В его грубом голосе звучало сочувствие.

– Спасибо, сир, – ответил Симон, борясь с болью. Он резко моргнул, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

Вильгельм одобрительно кивнул и дождался прихода Ришара де Рюля и лекаря.

– Держись, солдат, – сказал он, когда лекарь начал разрезать штанину, чтобы осмотреть поврежденную ногу.

Уолтеф поморщился. Мальчику было всего десять лет, и, каким бы отважным он ни был, ему наверняка было очень больно и очень страшно. К счастью, Вильгельм удалился. Только тогда Симон позволил себе застонать.

– Не загораживайте свет, – велел лекарь. Он хмуро взглянул на стоящую в дверях Джудит.

– Он поправится? – спросила она.

– Миледи, я ничего не могу сказать, пока не увижу, насколько сложен перелом, а для этого мне нужен свет, – терпеливо объяснил лекарь.

Закусив губу, Джудит вышла из конюшни. Уолтеф поднялся и последовал за ней.

Она стояла у стены, нервно перебирая пальцами складки на платье.

– Это я виновата, – прошептала она. – Если бы я не была так упряма, пытаясь доказать, что могу справиться с лошадью, ничего бы не случилось.

– Вы слишком строги к себе, миледи, – возразил Уолтеф. – Лошадь встала на дыбы не потому, что вы не сумели с ней справиться. Она была напугана. Остальное все невезение, а может быть, напротив, везение – ведь вы оба остались живы.

– Мне следовало послушать вас и выбрать другую лошадь.

– Того, что случилось, уже не изменить. – Ему хотелось утешить Симона. Ему также хотелось заключить ее в объятия, провести рукой по ее волосам и успокоить.

– Вам легко говорить. – В голосе Джудит слышались горечь

и вызов.

Уолтеф сделал шаг к ней, но вовремя остановился, боясь, что не сможет сдержаться.

– Разве, обвиняя себя, вы не взваливаете на себя слишком много? Ведь вам следует принять все как волю Божью, – сказал он.

Она гневно сверкнула на него глазами.

– Да как вы смеете?

Он пожал плечами.

– Мне почти нечего терять, а приобрести я могу все.

Она продолжала гневно смотреть на него, потом вздрогнула, подобрала подол и бросилась прочь. Нахмурясь, Уолтеф следил за ней. Затем он вернулся в темноту конюшни и сел рядом с покалеченным мальчиком и его отцом и стал ждать, когда лекарь выправит ему кость.

Черт бы его побрал! Джудит не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Она не проронила ни слезинки, когда умер отец. Не плакала она и когда мать порола ее за плохое поведение. Почему же так подействовало на нее укоризненное замечание англичанина? Она прислонилась к стене, стараясь взять себя в руки, понимая, что, если мать увидит ее в таком состоянии, расспросов не избежать.

Появилась ее сестра Адела и спросила:

– Ты уже выбрала лошадь? – Сестра совершенно не интересовалась верховой ездой, но то, что Джудит могла выбирать себе лошадь, вызывало у нее легкую зависть. Она уже начала приставать к матери, чтобы ей сшили новое платье в порядке компенсации.

Джудит отрицательно покачала головой.

– Симона де Санли лягнула одна из новых лошадей и сломала ему ногу, – сообщила она и с удовлетворением услышала свой спокойный голос.

Адела охнула.

– Бедняжка… – Она закусила губу. – А нога заживет?

– Надеюсь. – Вспомнив страдальческое выражение на лице мальчика и вывернутую ногу, Джудит поняла, что, как бы ее ни оправдывал Уолтеф Хантингдонский, виновата она, а расплачиваться придется молодому Симону де Санли.

Глава 4

Пригнувшись, Уолтеф вошел в маленькое помещение, где лежал Симон.

Около узкой кровати сидел Ришар де Рюль, с беспокойством глядя на заснувшего сына.

– Как он? – тихо спросил Уолтеф.

Ришар вздохнул.

– Сейчас неплохо. Лекарь сделал что мог, но перелом очень сложный.

– Все в руках Божьих, – сказал Уолтеф.

– Все так, – вздохнул де Рюль. – Господи, ведь ему всего лишь девять лет. Он хотел обучаться воинскому искусству. Что с ним будет, если он останется калекой?

– Он упорный, такого не случится. Даже если он будет хромать, он ведь все равно сможет ездить верхом, так? И глупее он от этого не станет.

– Я и сам себе то же самое твержу. – Нормандец протянул руку Уолтефу. – Как бы то ни было, я в долгу перед вами, ведь вы спасли ему жизнь.