Зимняя вишня (сборник)
Шрифт:
Вот теперь, девушка, можно и зареветь, повалившись на диван. Сколько же ты лет, старушка, не плакала?.. Но слезы кончились быстро, как весенняя гроза.
Наверное, это не проходит даром — так долго быть современной и самостоятельной. Вот и плакать разучилась. И правильно. Зачем? Слезами болезни не поможешь.
Включила проигрыватель.
«Держи меня, соломинка, держи…»
Лежу, шмыгаю носом, тупо рассматриваю газеты. Из них вылетает конверт. Странное письмо — адрес мой,
Внутри листок, и на нем номер телефона, больше ничего. Не такой уж, значит, Веня чудак. Все предусмотрел, даже момент. Значит, это судьба.
Насухо вытираю слезы, убираю музыку, подхожу к телефону. Снимаю трубку. Нет… А почему — нет? Жить значит действовать, всему наперекор и назло, только так. Набираю номер.
Гудки. Голос:
— Да?
Молчу. Снова голос, с робкой и радостной надеждой:
— Это Оля?..
И я отвечаю:
— Да.
— Антон, — говорю я сыну утром на кухне. — Сегодня ты останешься в саду.
Мгновенно вскинул на меня глаза, и губы подозрительно задрожали. Только бы самой не расчувствоваться.
— Я не хочу…
— Мало ли чего ты не хочешь, у меня дела. Работа. Ты будешь с Валей, она сегодня ночью дежурит.
— А завтла ты меня возьмешь?
Я поднимаюсь из-за стола, иду с чашкой к мойке.
— Иди собирайся, мы опаздываем.
— А завтла ты меня возьмешь? Я не хочу на пятидневку!
Хоть и не оборачиваюсь, делая вид, что занята мытьем посуды, чувствую, как захлопали у него все быстрее ресницы — вот-вот расплачется, но кричать начинаю первой:
— А если и на пятидневку — что плохого? Вон Сережка Ларисин все время на пятидневке! Имею я тоже право отдохнуть?
— Не имеешь! — Все. Заревел. Бросаю чашку, обнимаю его.
— Антошечка, милый, так надо… С тобой Валя будет, и я буду каждый день приходить.
— Не хочу на пятидневку! Чхи!
— Не обезьянничай, нету тебя насморка!
— Чхи!.. К-хе!.. Не хочу на пятидневку! Не хочу на пятидневку!
Нет, это невозможно. Решила быть твердой — надо быть твердой до конца.
— Это не ребенок, а наказание! В Сибирь его ссылают! Собирайся, не выводи мать из себя! — ору я таким страшным голосом, что самой становится страшно.
Едем в нашем персональном экипаже, Лариске опять подвезло, и нам заодно.
Обнимаю Антошку, а он не шелохнется под моей рукой.
— Детсад! — объявляет наш Коля, как в настоящем автобусе, только не по радио.
— Ну, мой милый, будь мужчиной, — целую я Антошку. — Все хорошо? Да? Валюшка, следи, чтобы ночью не раскрывался, у него манера ногу высовывать, а у вас сквозняки.
— Не беспокойтесь,
Повели наших мальчишек…
— Ну? — дорывается наконец до вопроса, который ее давно мучил, Лариска. — Так ты это серьезно?
— А что?
— Нашла — любовь…
— Любви, Лариска, вообще нет, а он — единственный, кто об этом честно говорит.
— Ну, мать, с тобой не соскучишься, — только и может вымолвить Лариска и молчит всю оставшуюся дорогу.
Вечером, после работы, я привела квартиру в идеальный порядок, частично переставила мебель, создала уютное освещение, надела новое платье, туфли на каблуке и села ждать.
Вот и звонок в дверь.
Иди открывай, пути назад нету.
На пороге стоит Вениамин, с маленьким чемоданчиком, почему-то в теплом пальто, хотя до морозов еще далеко. Основательно собрался, надолго.
— Здравствуйте…
Вид у Вениамина все-таки растерянный. Но я все успела продумать, и голова у меня работает четко, как часы.
— Здравствуй. Раздевайся. Это все твои вещи?
Он поставил чемоданчик аккуратно в угол прихожей.
— В основном. Бумаги, книги, материалы к диссертации…
— Проходи.
Мы проходим в комнату.
— Садись.
— Где?
— Где хочешь. Ты же дома.
Он осторожно присел на краешек дивана.
— Да, действительно. Трудно сразу, понимаете… У вас как-то по-новому. Перестановка.
Я достаю из бара бутылку, ставлю рюмки. Наливаю:
— За новоселье!
Вениамин берет рюмку, смотрит на меня:
— За вас, Оля. Вы удивительная!
Глядит на меня, глядит — и не пьет.
— Вениамин, может быть, вы считаете, что я зря позвонила? В таком случае…
— Что вы? Просто я не думал, что так на самом деле бывает. Я, понимаете, Оля…
— Вы хотели за меня выпить.
— Да… — Выпил. — Это что такое?
— Ликер. А что?
— Вкусно, — расслабился, вроде полегчало. — Понимаете, Оля, обычно мы говорим миллион слов, и каждое исполнено смысла и значения — но они куда-то уходят, растворяются в суете…
— Я все хорошо помню. Могу повторить.
— Что вы! Я тоже помню. Поэтому я и приехал, не думая. Хотя мама и устроила мне скандал.
— У тебя хорошая мама?
— Мамы все хорошие. Плохих не бывает.
Вот этого тебе не следовало бы сейчас говорить. Сразу вспомнилось сегодняшнее утро, Антошкины глаза…
— Правда вкусный ликер, — меняю тему. — Еще выпьем?
— Выпьем!
— И давай — на «ты»! Надо ведь с чего-то начинать нашу жизнь.