Зимняя война 1939-1940

Вехвиляйнен Олли

Далее укрепление доверия между СССР и Финляндией могло, естественно, достигаться при условии развития сотрудничества друг с другом и, особенно, благодаря улучшению экономических связей. Вскоре первые шаги в этом направлении были сделаны. В феврале 1932 г. в Советский Союз прибыла представительная финляндская торговая делегация, возглавлявшаяся будущим министром иностранных дел А. Хакцелем (он сменил Ирье-Коскинена в декабре 1932 г.). Встречи в Москве дали, как отмечалось наркоматом иностранных дел, положительные результаты. В свою очередь финские дипломаты констатировали, что переговоры являлись "довольно трудным шагом", но на их основе проявилось "деловое взаимопонимание", что представлялось "особенно важным" ¹⁸. Поездка в конце 1932 г. с экономическими целями по ряду крупных городов Финляндии ответственных советских работников способствовала укреплению

контактов в экономической области.

Позитивные результаты подтвердили слова, сказанные наркомом, иностранных дел СССР Литвиновым вскоре после заключения договора, о ненападении. "Когда при переговорах, – подчеркнул он, – обе стороны действительно воодушевлены стремлением к укреплению мирных отношений, не опасаются мирных обязательств и не преследуют побочных целей, тогда переговоры удается завершить весьма быстро"¹⁹.

Сдвиги в отношениях между Советским Союзом и Финляндией позволили командованию Красной Армии внести соответствующие коррективы в оценку перспектив действий в случае возникновения военной опасности на северо-западе страны. В директиве начальника штаба РККА от 7 февраля 1932 г. имелось в виду учитывать "возможный нейтралитет Финляндии" и войскам исходить лишь из задачи "прочного удержания района Ленинграда". И уже без оговорок Финляндия рассматривалась как второстепенный театр военных действий ²⁰. Из этого видно, сколь существенными были выводы, сделанные высшим военным руководством Советского Союза на основе учета заключенного с Финляндией договора о ненападении и наметившихся признаков развития сотрудничества между обеими странами.

Приход Гитлера к власти в Германии и открыто антисоветский курс его политики вызвал обостренное внимание советского руководства к реакции на эти события соседних с СССР стран и перспективам их отношений с Германией. Оценка внешнеполитической линии Финляндии в новой ситуации нашла отражение в выводах, которые сделал один из руководителей наркомата иностранных дел B.C. Стомоняков. Он направил 27 апреля 1933 г. советскому представительству в Хельсинки соображения следующего содержания: "За самое последнее время объективным ходом событий выдвигается как новый фактор в финляндской политике течение за сближение с Германией… Положение существенно изменилось с приходом Гитлера к власти. С одной стороны, гитлеровская политика экспансии на Восток повышает значение Финляндии для Германии… С другой стороны, лапуаские круги и близкие к ним коалиционеры, естественно, видят в гитлеровской Германии опору для фашизации Финляндии". Прогнозируя дальнейшее развитие событий, Стомоняков считал, что при определенных условиях процесс мог пойти в Финляндии "в сторону серьезного сближения с Германией"²¹.

Нарастанию военной угрозы со стороны нацистской Германии СССР противопоставил план создания системы коллективной безопасности в Европе. Финляндия была в числе тех государств, которым предлагалось заключить многосторонний региональный договор о взаимной помощи, получивший условное наименование Восточного пакта. Но эту идею не удалось реализовать.

Финляндия мотивировала свою индифферентность к Восточному пакту тем, что ей нечего бояться агрессии Германии. Лично Свинхувуд считал, что можно было пойти на присоединение к пакту "лишь в наихудшем случае" ²². Вместе с тем договор о ненападении с СССР был продлен на 10 лет. Протокол об этом подписали в Москве 7 апреля 1934 г. Литвинов и финляндский посланник Ирье-Коскинен.

Кратковременная стабилизация советско-финских отношений вновь сменялась периодом их неустойчивости. В Москве обратили внимание на тот факт, что, когда решался вопрос о принятии СССР в Лигу наций в 1934 г, представитель Финляндии не был на заседании Ассамблеи (по финским данным, это произошло не преднамеренно). Литвинов оценил же происшедшее так, что здесь не было случайности. Финляндия играла, как он считал, "ведущую роль" среди тех стран, которые не участвовали в голосовании ²³.

25 сентября 1934 г. заместитель наркома иностранных дел Стомоняков так высказал посланнику Ирье-Коскинену озабоченность политикой, проводимой Хельсинки: "Никогда за 9 лет, в течение которых я занимаюсь советско-финляндскими отношениями, состояние этих отношений не было более серьезным. Это состояние привлекает к себе у нас все большее внимание, и НКИД, вероятно, придется очень скоро делать доклад правительству по этому вопросу"²⁴.

В наркомате иностранных дел считали, что в значительной степени здесь влияла ухудшившаяся

в целом международная обстановка. 3 декабря 1934 г. Стомоняков в беседе с посланником Дании в Москве Энгелем дал именно такое объяснение: "Эти тенденции расцвели пышным цветом… в связи с приходом Гитлера к власти в Германии и обострением положения на Дальнем Востоке…"²⁵.

В качестве путей к оздоровлению отношений с Финляндией могло быть стимулирование связей в экономической и культурной областях. Требовалось снизить остроту реакции советской печати на события, происходившие в Финляндии. Во всяком случае новый полпред СССР в Хельсинки Э.А. Асмус писал в мае 1935 г. заместителю наркома иностранных дел H.H. Крестинскому, что необходимо "несколько уточнить нашу тактику в отношении Финляндии"²⁶. Следовало воспользоваться тем, что с финской стороны выражалась заинтересованность в расширении экономического сотрудничества с СССР, о чем заявил 2 сентября 1935 г. Ирье-Коскинен в беседе с Литвиновым.

24 сентября во время встречи Литвинова с Хакцелем в Женеве велось обстоятельное обсуждение состояния советско-финляндских отношений. По словам Хакцеля, его советский коллега характеризовал политику Финляндии в условиях, когда Германия несет миру опасность, как "неясную". Литвинов сказал, что "Москва хочет искреннего мира с Финляндией" и вообще там "не могут понять ее устремлений и политику". Хакцелю было высказано пожелание, чтобы он нанес визит в Советский Союз ²⁷.

Москву по-прежнему беспокоило то, как в дальнейшем в Финляндии станут относиться к экспансионистским замыслам Гитлера. Можно ли будет считать надежным советско-финляндский договор о ненападении с точки зрения обеспечения своей безопасности, если военное проникновение Германии распространится на Финляндию?

Возраставшее внимание Германии к Прибалтике, естественно, ощущали и в Финляндии. По словам финского посланника в Берлине A. Вуоримаа, район Балтийского моря стоял чуть ли не "на первом месте в интересах Германии"²⁸. С учетом этого финскому руководству вряд ли было целесообразно развивать военные контакты с Берлином, не рискуя создавать подозрения в Советском Союзе. Но, как показали события, соображения такого рода все же не принимались во внимание должным образом.

Финский исследователь М. Юлкунен отметил в данной связи, что обычно в этот период "заслуживающие серьезного внимания контакты были следствием немецкой инициативы" и что "активная роль с финской стороны проявлялась в скрытых связях"²⁹. Весьма важными были тогда инициативы, связанные с посещением Германии генералом B. Неноненом, офицерами Р. Лагусом, Я. Лундквистом и Л. Гранделлем. Особым по своей значимости стал визит в Германию К. Маннергейма.

В декабре 1934 г. Маннергейм, в то время председатель Совета обороны Финляндии, предпринял двухнедельную поездку в Германию, где встречался с Г. Герингом, руководителями вермахта, интересовался вопросом приобретения новейшего немецкого вооружения. В ходе состоявшихся бесед с немецкой стороны затрагивался вопрос, касавшийся позиции Финляндии в условиях войны. При этом речь шла о Советском Союзе как о противнике ³⁰.

Сам факт изучения Финляндией возможности закупки военной техники за рубежом не мог являться основанием, чтобы в этой связи сразу делать категорические выводы об избираемой ориентации. В конечном счете страна нуждалась в оружии для решения своих оборонительных задач. К тому же Маннергейм совершал вояжи с такой целью и в Англию и во Францию. Тем не менее финские дипломаты вынуждены были дважды давать официальные разъяснения Лондону, что "закупки самолетов не связаны с политикой, а диктуются исключительно торгово-техническими соображениями" ³¹. Но если такие заверения, может быть, и могли удовлетворить англичан, хотя они видели здесь нарушение к тому же Версальского договора, то в Москве такие "коммерческие дела" воспринимались более серьезно. Финское представительство в Москве констатировало факт усиления в Советском Союзе недовольства внешней политикой Финляндии. Вместе с тем отмечались происшедшие к этому времени перемены во взглядах наркомата иностранных дел на роль и место СССР в международных отношениях в Европе. Особо подчеркивалось, что для Советского Союза становится весьма характерным "великодержавный менталитет" и стремление оказать воздействие на Финляндию в целях привлечения ее "к решению трудных вопросов"³². Все это требовало от финской дипломатии выработки новых подходов в процессе осуществления восточной политики.