Зимняя война
Шрифт:
Большой самолёт. Брехт стоял на поляне приспособленной под аэродром. Для мелких истребителей особого такого уж огромного поля с твёрдым покрытием не надо, но у Брехта и «Фанера» есть и несколько тяжёлых японских бомбардировщика Ки-21. А их уже на кочковатое поле не посадишь. Это «Ишачку» двести метров может хватить, а громадины такие метров по семьсот бегут. Потому была выбрана большая, даже не поляна, а покос местных крестьян. Длинной это поле километра полтора и шириной с полкилометра. Прошлись несколько десятков раз по нему с катком, найденным в Слуцке, броневикам ездить. Нормально утрамбовали. Свои-то бомбардировщики взлетают и ничего, но тут целого начальника Главного политуправления Красной армии привезут, не дай бог, авария случится при посадке. Если заместитель
Потому, Иван Яковлевич с некоторой опаской смотрел, как американский Дуглас заходит на посадку.
Рядом стоял командир авиационного полка Скоробогатов и отвлекал рассказом на тему, что это за самолёт. Ну, Иван Яковлевич и сам знал в основном, но Сашка несколькими интересными фактами всё же отвлёк.
– В 1935 году государственная комиссия под руководствомсамого Туполева закупила в США самолёт Douglas DC-2-152. Я как раз в ЦАГИ тогда пилотом служил, много налетал на нём, а конструктора его по винтикам разобрали потом, всё измеряя. А в марте 1936 года Советом труда и обороны было принято решение о приобретении лицензии на производство самолёта в СССР. Летом того же года в США прибыла специальная комиссия под руководством начальника ЦАГИ товарища Харламова. Я тоже как пилот в САСШ ездил. К покупке был выбран более совершенный самолёт DC-3. Потом был подписан договор с компанией Douglas Aircraft Company на сумму 340 000 рублей, сроком на три года. По договору не только купили лицензию и готовый самолёт, но и о стажировке советских специалистов на заводах фирмы договорились. Чуть позже, в рамках этого договора, в 1937 году у фирмы было закуплено ещё 18 самолётов DC-3. Этот точно американец – личный, можно сказать, самолёт Ворошилова. Наши Ли-2 немного, но отличаются.
Интересно, Брехт, когда его отправили в Туву, про свой полк и не получал почти никаких известий, а вот Александр, оказывается, успел и в ЦАГИ послужить и даже в Америке побывать, а потом всё же снова в родной полк вернулся.
Мехлис вышел из самолёта первым, следом повыпрыгивали командиры в форме лётчиков. Лев Захарович оглядел встречающих и, махнув рукой Брехту, пошёл куда-то вбок. Там никого не было. Укачало что ли замнаркома? Брехт почесал затылок. Блин, вона чё, приспичило товарищу. Там стояли три новеньких туалета типа сортир, и даже с буквами «ЭМ» и «ЖО». Два мужских и чуть в стороне женский. Тут в ста метрах и госпиталь походный развернули, специально невдалеке от взлётно-посадочной полосы, чтобы раненого тяжёлого, которому операция нужна, не волочь далеко. Лёгких на месте санитарки с медбратьями обиходят, а сюда будут тяжёлых возить, если дойдёт дело до столкновения с поляками и эти раненые появятся.
Мехлис вышел из кабинки с буковкой «М», заметил рядом щит с десятком рукомойников, ополоснул руки и, вытерев полотенцем, которое меняли каждый час, пошёл, чуть раскачивающимся шагом, в сторону Брехта и Скоробогатого. Вот и все встречающие. И этих бы не было, дивизия уже выдвинулась к границе, от неё до Вишнёвки больше семидесяти километров, если по дорогам добираться, а не лесами. По приказу наступать нужно в пять утра, тогда зачем терять несколько часов на выдвижение к границе, если можно выдвинуться вечером, а утром прямо в пять нуль-нуль уже пересекать границу. Брехт, вот, остался, рота диверсантов и лётчики, а ну, и основной медсанбат, понятно, где хирурги. Пленных поляков ещё пять особистов охраняло. Странная ситуация с Особым отделом дивизии. Симонова – батальонного комиссара, который до этого был старшим лейтенантом ГБ, сразу после Халхин-Гола вызвали в Москву на учёбу в Академию, а взамен пообещали прислать другого. Два с лишним месяца прошло, а место всё ещё пустует. Тем более что теперь и не бригада уже, а целая дивизия. Несколько раз Брехт хотел своего человечка пропихнуть, но цыкали сверху. Потерпи, получишь начальника. Как там, в песне у Дениса Майданова, было? «Пуля летит медленно, медленно». Подождём.
– Выздоровел? – Мехлис легонько Брехта по плечу стукнул.
– Нормально, Лев Захарович. Не дождутся, враги. И черви.
– Правильно.
– На марше уже. Ровно в пять пересечём границу. Лев Захарович, пойдёмте в палатку, вон, тут специально для этого разговора на отшибе разбили. Больно секретная информация.
– Ох, не нравится мне вся эта возня, ну, пойдём, раз прилетел.
Пришли, в десятиместной обычной армейской палатке стоял на полу по центру небольшой свежесколоченный жёлтый ещё пахнущий деревом столик, на котором лежала сиротливо карта, и с двух сторон к столику приставлены такие же два новеньких табурета. Вот и все мебеля.
Брехт уселся на дальний табурет, не спрашивая разрешения, дождавшись, когда, осмотревший всё, Мехлис, плюхнется на противоположный табурет, начал.
– Лев Захарович, тут беда на мою голову свалилась. Вот, хочу с больной головы на здоровую её перебросить. Вам может и удастся выпутаться. – И он рассказал подготовленную с Вальтером и поляками историю про золото, про блуждание министров бывших по болотам и выход их вчера в расположение его части, где они и были задержаны.
Заместитель Наркома слушал молча, покусывая прихваченную в поле травинку. Только услышав цифру присвистнул. Когда Иван Яковлевич закончил и ткнул пальцем в точку синюю на карте, Мехлис согнулся над столиком, повертел карту в руках, и вздохнул тяжело.
– Умеешь, ты комдив непонятки всякие притягивать. Так вот с кондачка и не знаю, что делать теперь. В Москву срочно лететь надо. Теперь не до Минска. Раньше Берии нужно к Самому попасть. Может Лаврентий Палыч знать о золоте?
– Очень маловероятно. Нет, что золото пропало, наверняка знает. Если не знает, то хреновые у нас разведчики в Польше. Да, нет, что пропало – должен знать и даже то, что в поезде его и министров не оказалось, тоже должен знать, а вот, где золото, знать не должен.
– Ох, тяжко будет тебя из его лап вытаскивать. Разве Сам запретит ему тебя трогать. Где поляки?
– В лагере. Их диверсанты мои охраняют.
– Можно то золото случайно найти? – ух ты, а вопрос провокационный. Брехт ведь знать не знает, как там это болото выглядит.
– Понятия не имею.
– Ну, да. Ну, да. Ладно, Ваня, полетел я, давай гони сюда своих поляков. Повезу их знакомить с товарищем Сталиным. Ты мимо этого озера будешь наступать?
– Нет. Я севернее на Брест буду …
– Сверни. Диверсантов этих своих пару рот отправь. И сам будь там.
– А Брест? – нет, справятся, конечно, но так хотелось с поляками самому переговорить.
– Дурак, ты, комдив. Это в сто раз важнее любого города. Да и есть там у тебя кому командовать. Справятся. Или плохо замену себе готовишь, кто начальник штаба и комиссар?
– Полковник Бабаджанян и полковой комиссар Вальтер.
– Не слышал. Справятся?
– Должны.
– Вот и загорай на берегу озера. Сам к нему не лезь. Простынешь, сентябрь уже. Ха-ха. – По-настоящему смеялся, отпустило товарища. – Всё, полетел. Сволочь ты, Брехт. Чуть не сутки в самолёте по твоей милости болтаться. Сволочь. Хоть и есть временами польза от тебя. Пошли за поляками. Переводчик есть?
– Толмач. Болек. Пацан десятилетний.
– Цирк. Ну, Болек, так Болек. И его давай.
Событие тридцать девятое
А в жизни совсем всё не так, как в кино.
Вдруг кажется: вот оно!
И тут – засада …
Болото оно и в Белоруссии болото. Как получается? Бил из земли родник или речка текла, а потом свернула допустим речка, а если родник, то илом забился. Цветёт себе вода, и отмёршие эти водоросли сине-зелёные всё ложатся на дно и ложатся. Всё мельче и мельче оно, рогос или камыш берега захватывает, потом дальше и дальше, вот болото и готово. Из ила трясина целая накопилась за века, мелкое если было озеро, то и трясина теперь не глубокая, а если была порядочная глубина, и ила больше скопилось, то и потонуть можно.