Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном
Шрифт:
– Правильно мы с Огняной на реку не пошли, холодрыга непередаваемая. А они наслаждаются. Не понимаю.
– Ой!
Я вздрогнул, царевна прижалась ко мне и пошла мурашками, но это «ой» относилось не к нам. Одна девица схватилась за плечо второй, ее серая ступня поднялась к лицу и, поддерживаемая ладонью, предстала сосредоточившимся глазам.
Вторая досадливо топталась на месте, служа могучей опорой для ковырявшей пальцами менее округлой подружки. Просто посмотри одна из них в нашу ямку, и – амба, но пока чудеса продолжались.
– Как думаешь, скоро нас по
– Пока не закончим. – Балансировавшая на одной ноге симпатяшка мотнула локонами, указав на уходившие в бесконечность сады.
Пышной подруге это еще больше понизило градус настроения.
Заноза была найдена, злобно уничтожена и торжественно развеяна. С облегчением наступив на обе ступни, девчонка радостно попрыгала. Обе зашагали прочь, вызвав у нас синхронный вздох облегчения.
Как всегда, рано обрадовались.
– Подожди, я сейчас.
А ведь они почти ушли. Бывшая занозовладелица развернулась, ее стопы с подобия тропы перенаправились прямо в наши дебри. Спираль разговора начала новый круг:
– Надоело по ночам от мальчишек защищаться. Этот Артем такая сволочь…
– Не надо, никакая не сволочь. – Оставшаяся в одиночестве пышка принялась лениво водить ступней по траве.
– А вот и сволочь! Еще какая! – В трех метрах от наших распластанных тел девица вновь повернулась лицом к подруге, присела на корточки, задранный балахон взлетел на талию.
Как, подойдя практически вплотную, можно нас не заметить?! А вот ведь. Чтоб видеть, нужно смотреть, а девчоночий организм занимало другое. Она увидела бы только нечто внезапное, как собака, реагирующая исключительно на движение.
Вторая после некоторого размышления и совета с собственным организмом тоже направилась к нам. Не именно к нам, а к лиственной завесе, скрывавшей от вида со стороны. Для нас это не имело значения, до оглушающих воплей, визга и привлечения внимания всего побережья осталось шесть шагов…
Пять…
Четыре…
Шагающее олицетворение неизбежности достигло точки бифуркации, после которой события развиваются лавинообразно, и остановилось прямо на границе тишины и паники. Олицетворение развернулось на месте и примостилось в каком-то полуметре от замершей в естественном процессе первой госпожи Невнимательность. Руки второй так же приподняли подол, обшитая рюшечками рубаха собралась складками на талии, которая тоже собралась складками – мощными, мясистыми, молочно-матовыми. Если судьба умеет хохотать, то сейчас она делала это, дважды обернувшись к нам задом. Большим и… очень большим. Как говорится, в тапера не стрелять, играет как может. То есть, говорю как вижу. Раньше в голову не могло прийти, что в подобном ракурсе человечий реверс может стать вдвое шире по сравнению с состоянием стояния. Пухлые выпуклости, прежде казавшиеся округло-овальными и напоминающими взбитые подушки, обрели твердость и сошлись указывающими вниз углами прилежащих треугольников. Точнее, треугольник получился один – тупым углом вниз, поделенный пополам и чуть скругленный. Треугольник! Всю жизнь думал, что низ у присевшего человека – два полукруга, эллипса
Я наблюдал с волнением естествоиспытателя, дорвавшегося до величайших тайн природы. Центральные ложбинки, в которых совсем недавно можно было спрятать пару ладоней, и никто бы не заметил, превратились в плоские вертикальные линии. Белое полотно на диптихе менее широкого холста в двух разнесенных в стороны местах имело странные темные разводы. Синяки? Девчонку били? Тогда – ремнем с эллипсовидной бляхой. А эмблемой на бляхе явно был круг. Интересно, что это за знак, и что означает. Чей-то герб или знак Солнца. Или Луны. Мало ли. Вот если б двуглавый орел, якорь или звезда, я бы задумался.
Ладошка Марианны выползла из травы и недвусмысленно накрыла мне глаза. Я укусил за мизинец, движение шеи скинуло препятствие, зубы гневно поскрежетали. Между нами пронесся скоротечный бой взглядов, вылившийся в немой спор:
«В лицо опасности нужно смотреть открытыми глазами!» – утверждал я, объясняя, что не пялюсь, как ей почему-то кажется, а тщательно отслеживаю ситуацию.
«Так то в лицо!» – укоряло меня осторожное покачивание головы напарницы.
«Уверяю, в большинстве случаев опасность выглядит именно так», – настаивал я.
«Прямо вот так?» – прилетела указующая усмешка.
«Либо кончается этим», – не сдавался я.
– Артем не сволочь, а простой шкодник, – поддержала угасший разговор обладательница большей достопримечательности.
– Шкодник?! А тебе синюшным соком глаза на попе рисовали?! – возмутилась пыхтевшая вторая.
Я стремительно зажал рукой рот. Вот тебе и гербы.
– И как только пробираются в наши шалаши.
– Ну что ты взъелась. Просто повеселиться хотят.
– Когда утром морда в саже – по-твоему, это смешно?! – Меньший треугольник, похожий на место выгрузки у вагона для сыпучих грузов, начал обретать былые формы воздушного шара. Девица поднялась и оправилась, из-под балахончика снова торчали лишь плотные загорелые икры.
– Смотря как разрисуют. Иногда с такой фантазией, так забавно получается, даже здорово, – поддела ее пышка, тоже поднявшаяся и из горизонтального овала восстановившая объем в вертикальном.
– Просто тебя, Кистена, меньше трогают. А мне всегда достается.
Пончик по имени Кистена вздохнул и завистливо покосился на весело зашагавшую вдаль подружку.
– По-моему, они ко всем одинаково, – попробовала она бодаться с судьбой. – Помнишь, кто-то одежду у нас утащил и по верхушкам деревьев развесил? Не у одной же тебя.
– Нас бы селить подальше от мальчишек или охрану выделить. Вот бы до конязя дошло, как мы на отработке ночами мучаемся.
Удалявшийся разговор снова перекинулся на правителя:
– По-моему, блажь о боевой подруге – это все от потусторонних идет.
– Проклятое Каиново племя. Надо запретить даже смотреть в их сторону! Мамка говорила, мужики специально на берег ходят, на тех баб глядеть. Стыдоба и срамота.
Глядя только друг на друга и иногда под ноги, подружки скрылись из глаз и для ушей.