Злачные места города Саратова

Красильников

Армия – это человеческие отношения, не ограниченные стереотипами мышления и рамками придирчивого этикета. Это отношения мужчин в их, так сказать, первобытном виде. Вы скажете: «А как же устав?». Да, устав есть, но наивно было бы думать, что вся жизнь солдата строго ограничена его рамками. Никакой устав не сможет охватить всю глубину и противоречивость человеческих отношений. Люди в жизни – не солдаты в строю! Рожденные чувствами их поступки – это отношения вне устава. Но почему-то мы вспоминаем о них только тогда, когда они приобретают характер преступления.

Армия – это полное раскрытие личности, ее положительных

и отрицательных сторон. В человеческом коллективе они раскрываются бурно, подчас односторонне. Люди слабые, мелочные – не выдерживают, опускаются на самое дно: глотают иголки, рубят пальцы, бегут из части. В госпитале я сам видел таких «шпагоглотателей». Сочувствия они, как правило, не вызывают. Армейский конформизм формирует свои законы. Коллектив делится на группы по срокам службы на лидеров и молчаливо соглашающихся. Дедовщина – реальное явление и, хочется этого кому или нет, с ней приходится считаться. Мне рассказывали, как старослужащие издевались над вновь прибывшими «духами». Так называли только что призванных на службу солдат. Дед засовывал в рот молодому провода от телефона ТАИ-43 и со всей дури крутил ручку индуктора. Бедный дух корчился в судорогах, а старослужащий громко хохотал. ТАИ-43 – это такой армейский телефон в карболитовом корпусе с массивной трубкой, как у аппарата Сталина. Между прочим, при максимальных оборотах индуктора он вырабатывает ток аж до 160 вольт. Еще деды били духов пряжками по пятой точке, заставляли бегать в самоволку за спиртным в ближайший гражданский магазин. А в это время бдительный начальник штаба выслеживал их из засады с биноклем, и тогда пожалуйте на гауптвахту, или как мы ее называли – кичу. Да чего только не было!

Не снят с повестки дня и национальный вопрос. Видимо, кричать на каждом углу, что мы – интернационалисты, значительно легче, чем воспитать этот самый интернационализм в каждом человеке. Национализм как бы запрограммирован всем ходом еще доармейской жизни, он начинается с незнания языка, с желания не работать, «свалять дурака», а кончается неизменным эпитетом «чурбан» и полной разобщенностью делающих одно дело людей. В конечном итоге армия, негласное мнение коллектива, ставят все на свои места, раздают каждому свое. И даже грозу подразделения, которого не уважали, но боялись, никто не выйдет проводить до калитки части, никто не подаст ему на прощание руки.

Говорят, армия уважает силу! Это правда. Но это не вся правда. За два года службы я убедился в том, что в не меньшей степени армия уважает ум, но самое главное – она всегда уважает труд, чей бы то ни было, если он действительно настоящий и честный.

Армия – это жизнь. Почему же за время моей службы два человека решили с ней расстаться? Оба перед этим получили письмо с сухо-стандартным: «Извини, выхожу замуж». Не оправдывая этих людей, хочу сказать, значит было у них что-то такое, без чего человек не представляет себе дальнейшего существования.

Армия – это любовь! Томительное ожидание писем, мучительные переживания и готовность поделиться ими с другом.

Армия – это великая дружба, не имеющая границ и срока давности. Она превыше всего, она священна. Где бы я ни был, в лесах Подмосковья, в Забайкальской тайге или на сопках Приморья, везде со мной были друзья, везде встречал я земляков. Непостижима тайна армейского землячества. Первый вопрос к незнакомому солдату всегда: «Откуда?».

«Сколько прослужил?» – следующий. И если узнаешь, что он жил где-то в Поволжье, то это твой «зёма», ну а если он из Саратовской области, тем более из самого Саратова, то радости нет границ и, независимо от срока службы, этот человек воспринимается как близкий родственник.

Армия – это два года твоей юности, может быть самое лучшее в твоей жизни, это твое взросление, осознание самого себя.

Штабная машина, гремя и подпрыгивая на ухабах, отсчитывала первые километры навстречу «гражданке». Была радость, радость возвращения домой. Но когда скрылся в дымке мощный остов антенны наведения ПВО, последний привет «оттуда», радость забилась в самые дальние уголки души и, вытесняя ее, пришло острое чувство боли. Такое чувство временами бывает у каждого из нас, когда мы вдруг осознаем как коротка жизнь и как неповторима каждая ее минута.

3. АРЕНА

Это было милое кафе возле городского цирка. Что-то вроде заводской столовой со стойкой раздач, текстолитовыми подносами и дешевой едой. Однако водку разливали и здесь. Можно было взять еды на раздаче, а потом запастись стаканчиком или даже бутылочкой беленькой. Были и более благородные напитки, например, вино или коньяк.

Обычно заходил я сюда с сокурсниками. Однажды после занятий забрели мы в «Арену» с моим товарищем Володей. Тогда в кафе разрешалось курить. Мы расселись за столиком, выложили дорогие и редкие в те времена болгарские сигареты «ВТ», вальяжно затянулись и пригубили по рюмке коньяка.

За соседним столиком сидел не совсем трезвый, неопрятно одетый молодой человек. Он бросал на нас недвусмысленные злобные взгляды. Потом нестройной походкой подошел вплотную, бесцеремонно уселся на свободный стул и развязно спросил:

– Есть семнадцать копеек. На шафран не хватает.

Для тех, кто не знает, дешевое плодово-ягодное вино, в просторечии шафран, стоило в то время один рубль пять копеек. Еще двенадцать стоила бутылка, итого – рубь семнадцать. В кафе имелось и такое. Чтобы отвязаться Вовка отсчитал требуемую сумму. Но получилось как в известном анекдоте. Незнакомец вернулся с пузырьком и тремя стаканами. Он уселся за стол, откупорил бутылку и полностью разлил ее на троих.

– Ну, будем!

Отказаться мы не посмели. Уж больно грозный вид был у нахала.

– Поговорим? – Продолжил парень.

Мало по малу мы разговорились. Оказалось, не такой уж и страшный наш собеседник. Звали его Андрей. Из его грустной истории выходило, что служил он в Афганистане, в Кандагаре. Многое повидал, и войну, и смерть. Был ранен. Девушка его не дождалась. И после возвращения он пьет уже второй месяц. До службы Андрей увлекался спортивной гимнастикой, был призером области.

Слова собеседника вызывали сомнение.

– Не верите? Если дадите мне еще на шафран, я сяду на шпагат.

Это становилось интересным. Мы сбросились на пузырек. После очередного выпитого стакана Андрей действительно попытался усесться на шпагат. Неуклюже раздвинув ноги, плюхнулся на пол как мешок, да так и застыл в неудобном положении. Оказывается, он просто заснул. Слава богу, что шпагат оказался продольным.

– Что тебе снится, крейсер Аврора? – Вова потрогал выпивоху за плечо.