Златая цепь времен
Шрифт:
4. Крещение Руси произошло в годы упадка Византии. Существует немало христианств. Легче постичь отпечатки народов на исламе. Есть и было несколько исламов. Арабо-берберский, утихнувший, только сейчас начавший воинствовать, но он — предлог ныне. В прошлом веке он был утешительно мягок. Его обаянию поддаются два француза, писатели и моряки, кончающие жизнь мусульманами — П. Лоти и Клод Фарер. И в том же XIX веке ислам казанских, пензенских татар, среди которых панисламитская пропаганда была начата бухарскими муллами только в конце прошлого века. Эти татары были верными солдатами в русских войсках во время войн с турками! Очень своеобразен
5. Итак, русское православие совсем не французское, не романское, не германское.
Принятое у нас на относительно религиозно-пустое, — но морально туго наполненное! — место, наше христианство питалось Новым заветом. С Никона — не слишком охотно — начали заглядывать в Ветхий в поисках поучений.
В России так и не создавалась стойко-наследственная аристократия… Но необычайно широка тема подыскания несходств. Отмечу лишний раз: чрезвычайно многое у нас сложилось по-иному, на что были солидные материальные обстоятельства. Даже монгольский утюг не разгладил.
Уж очень много было и места, и корма. Совсем недавно охота многих кормила мясом, одевала, обувала. До самой первой войны иные пограничные заставы отказывались от мясного довольствия (деньги шли в кассу заставы), и охотничьи команды в два-три солдата круглый год снабжали мясом трех-четырех офицеров и полусотню команды.
Люблю мелкие, но сочные примеры.
6. Рим — Византия поздно заглядывают к нам. Явственно лишь при Иване III двор начинает ощупывать идеи автократии.
Уже тысячелетье прошло, как на Западе потомки вольных германцев, готов, франков, англов, норманнов, саксов и прочих прочно закабалили одни других. А у нас лишь Годунов, пользуясь разрухой и деморализацией — наследье Грозного, — обращается к Византии: вольные крестьяне делаются «приписными» к земле.
Традицией Годунова энергичнейше пользуется Петр I.
За Петром I Екатерина II, любившая «заглядывать в наследие великого императора», доводит принудительный труд до кульминации. Но и она не может охватить окраины.
7. Крещению Руси предшествовал полуторатысячелетний контакт с Элладой; со средиземноморской цивилизацией вообще. Давным-давно восточные славяне «открыли» Рим и были им «открыты». Так почему же такая постоянная внутренняя враждебность (воевали реже, больше торговали-общались) у наших предков к Византии? Было же нечто отталкивающее наших предков, которые, думать надо, были столь же любознательны и так же людей не чурались, как их потомки?
Для меня древний Днепр добр и светел, что далее к югу, то темнее. Пусть читатель будет думать, ощущать то же самое. Лобовых ударов с поучениями я что-то стал бояться.
Дело в том, что все это не по заказу, разумею — не предвзято. Но по-земному. Исходя из дел и результатов дел.
…Вы меня извините, дорогой Л. Д., за беспорядочность этого высказывания. Что поделаешь, тут нужен трактат. Очень трудно. Я начал писать после первого разговора с Вами — мне, видно, понадобилось обращение, а не так просто, в пространство. Я Вам доверяю, поэтому, думаю, и вышло так, необдуманно, неотделанно. А может быть, так и нужно? У меня было почти все написано, когда Вы сказали, что Вам хотелось бы знать, чего я хочу.
Помочь кому-то задуматься. Хоть немного,
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД БУДУЩИМ
*
Мои рассуждения о книге В. Н. К.[68] есть размышления, но отнюдь не критика. Меньше всего я хочу упрекнуть в чем-то издательство или редактора.
Коль говорить о «беде», то она связана с другим, и она общая.
Если Философ (с большой буквы!), умея мыслить крупными категориями, умеет также и помещать категории в план всегда человеческий, то мы, люди малых калибров, давимся крупными категориями. И наша мысль постоянно срывается с человеческого плана и упадает в пустоту. Доказательство заключается в том, что из заявлений и утверждений, сделанных в подобных срывах, можно делать выводы, совершенно неожиданные и вовсе нежелательные для сорвавшегося философа. Этим-то я и занялся в прилагаемом этюде, весьма себя ограничив, ибо предложенный мне В. Н. К. материал я использовал на один-два процента.
Такому же рассмотрению можно подвергнуть весьма и весьма много других подобных книг. Они — свидетели своего времени, времени смуты умов — в результате лавины научной информации, которая нас расплющивает и увлекает куда-то. И мы на ходу стараемся выхватить из лавины что-либо новое, дабы ввести в наше миросозерцание.
Факт вылета за пределы зоны земного притяжения произвел переворот среди популяризаторов. Больше того, я знаю людей, которые видели угрозу в «лунных утопиях» и требовали ограничиваться тематикой перспективных планов научных институтов. А теперь они не только читают «невероятную фантастику», но и сами грешат ее сочинительством. Но это — мелочь. А вот как обрабатывает эта самая космическая тема наше сознание? Или — атомно-термоядерная? Каково качество этой обработки нашего общего сознания, в том числе и моего? Не знаю. Следить посредством собственного сознания за этим же самым собственным сознанием, если и возможно, то, вероятно, так же трудно, как тащить себя за волосы из воды.
Когда-то давно один остроумный знаток математики говорил мне, что сущность вычислений сводится к следующему: к равным можно прибавить или вычесть равные, равные можно помножить или разделить на равные, и равенство не нарушится.
А я говорю себе: Природа не обладает ни цветом, ни вкусом, ни запахом. Все, что я вижу, чувствую, слышу, все образы, рожденные контактами с Природой в моем сознании, суть только человеческие. Из них сложена человеческая Вселенная. У таких близких к человеку существ, как дельфин или горилла, совсем другая Вселенная, и человек не мог бы в ней жить, вселенный какой-либо чудо-наукой в их тела. Бесконечно далека от человека Вселенная насекомых и растений. И уж в совершенно иной, по сравнению с нашей Вселенной, обитают вездесущие народы одноклеточных. Нас всех разделяют не пороги, а стены, хотя все мы — земные, хотя все мы, населяющие Зону Органической Жизни — биосферу, — нужны один другому. Так нужны, что человеку не прожить, например, без бактерий, способствующих усвоению пищи, и не вырастить без помощи других бактерий злаки для своей пищи.