Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины
Шрифт:
– А почему вы уезжаете?
– Чтобы бежать от вас!
– Бежать от меня! Но что же я такого сделал?
– Такая жизнь не может больше продолжаться, – ответила она решительно. – На некоторое время я проявила слабость, но продлить эту ситуацию было бы преступным. Если я останусь в Париже, у вас не достанет силы воли не видеться со мной, а я не смогу закрыть для вас двери своего дома. Мы уже имеем печальный опыт. Поэтому я приняла решение, которое может спасти нас одного от другого: покинуть Париж, покинуть Францию!
Она произносила эти слова твердым голосом, без запинок, почти не переводя
– Елена, – сказал он спокойно, затем продолжал все больше возбуждаясь, – я одобряю ваше решение. Более решительная, чем я, вы нашли единственно приемлемый выход в нашем положении. Существование, на которое я вас обрек, малоприятно, я признаю это. Я тоже не привык вести двойственную жизнь: хитрости, на которые мне надо пускаться ради того, чтобы увидеть вас, двуличие, обман – все это мне ненавистно! Если б мне еще удалось обмануть… но нет: она обо всем догадывается и страдает! Не будет ли более великодушным с моей стороны сразить ее одним из тех ударов, которые заставляют страдать, но которые можно вылечить, чем непрерывно наносить болезненные уколы, со временем превращающиеся в незаживающую рану. Да, – продолжал он, приближаясь к Елене, которая, боясь догадаться о том, что он задумал, с тревогой смотрела на него. – Я очень часто задавал себе этот вопрос, но сегодня я больше не спрашиваю себя… поскольку ясно, что я не могу жить без тебя, что мы не можем существовать друг без друга, я уеду с тобой!
– Уедете со мной! – воскликнула она. – Что еще вы придумали? Ведь это же безумие!
– Безумие! О, нет! – сказал он, с обожанием беря за руки Елену. – Безумие осуждать нас троих на невыносимое существование! Приносить жертвы мне, тебе, без того, чтобы наши жертвы могли что–либо спасти… Разве можем мы перестать любить друг друга и разве не будет она страдать от этого. Мое решение принято: я оставлю Терезе свое имя, состояние, дом, общество, которое, приняв во внимание мое отсутствие, окружит ее уважением. Немногие браки расторгаются с такой выгодой для жены.
На несколько мгновений воодушевление Мориса захватило Елену; постепенно она теряла голову, как и он. Однако последние слова, произнесенные им, заставили ее опомниться и она сказала с нежностью и бесконечной грустью:
– Моя свадьба, Морис, была бы удачной развязкой для меня. Но поверьте, не следует подвергать вашу жену участи, выпавшей на мою долю; она еще молода – не заставляйте ее, раненную вашим пренебрежением поддаться слишком соблазнительным утешениям, подобным тем, которыми когда–то пленилась я. Рано или поздно эти утешения обманут ее и ей придется влачить одно из тех жалких существований, избавлением от которого для женщины с возвышенной душой является лишь смерть… или бегство.
– Пусть – воскликнул горячо Морис. – Бегство, но с тем, кто укоряет себя за свое колебание, за свою преступную измену и на коленях просит у тебя прощения, обещая, что во искупление всех ошибок посвятит тебе свою жизнь!
Он бросился на колени перед графиней и, сжимая ее руки,
Наконец, Морис, которому от долгого молчания становилось не по себе, желая добиться от Елены согласия, воскликнул:
– Ну, отвечай же, Елена! Ведь я сказал, что поеду с тобой.
Она услышала и тотчас высвободилась из его объятий. Сон кончился, реальность вновь предстала перед ней во всем своем печальном ореоле.
– Нет, вы со мной не поедете! – заявила она твердым голосом.
– Почему? – спросил он.
Она подыскивала ответ, так как понимала, что его нужно сразить сильным ударом, чтобы избежать опасности снова ослабеть, уступить совсем… Поскольку первые доводы не убедили Мориса, требовались другие; поскольку он настаивал на своих безумных планах, нужно было нечто непредвиденное и необычное, способное отрезвить его.
Вдруг одна мысль промелькнула в ее голове. Сначала она оттолкнула ее, поскольку та заставляла поступить вопреки ее сердцу, вопреки ее достоинству, рискуя потерять уважение любимого человека. Однако словно корабль, который желая достигнуть земли, готов устремиться к первой попавшейся скале, даже если ему грозит разбиться об нее, она решила употребить единственное средство, которое способно было ошеломить Мориса и заставить его страдать.
– Вы не можете последовать за мной хотя бы потому, что нельзя бросить женщину, которая вас любит, чтобы бежать с той, которая не любит вас, – ответила мадам де Брионн, делая над собой усилие.
Он полагал, что ослышался.
– Что ты говоришь? – переспросил он.
– Правду.
– Ты больше не любишь меня, ты? – сказал он, улыбаясь, будто речь шла о шутке.
– Нет, – ответила она спокойно, думая лишь о том, чтобы удержать храбрость, готовую ее покинуть, ради благородной цели и обещания, данного Терезе. – Когда вы вернулись ко мне после вашей женитьбы, я думала, что люблю вас… я ошиблась… я любила лишь память о нашей любви… сердце меня обманывало…
– Это невозможно! – воскликнул Морис. – Вы были так счастливы меня видеть!
Она снова отважилась солгать.
– Мной руководило дурное чувство. То, что вы приняли за радость от вашего возвращения, было просто себялюбивым удовольствием, которое испытывает всякая женщина, видя, что к ее ногам возвращается тот, кто некогда ее покинул. Я была счастлива, что могла сказать себе: он меня покинул ради нее, а сегодня он бросил ее ради меня.
Эти слова не смогли убедить его. Он питал слишком большое доверие к ее прямоте и не считал Елену способной на такую мелочность.
– Не пытайтесь меня обмануть, – сказал он. – Разве подобные мысли могли найти место в вашем сердце?
– Почему же нет, раз я осмеливаюсь в них признаваться? – парировала она.
– И вы меня больше не любите?
– Нет.
– Вы можете смотреть мне прямо в лицо, говоря это?
– Зачем? Это бесполезно.
– Я вас прошу.
Тогда, решив испить чашу до дна, она вооружилась сверхчеловеческим мужеством и посмотрела в глаза Морису.
– Нет, Морис, – произнесла она, – я вас больше не люблю.