Злая Русь. Пронск
Шрифт:
А сейчас, при взгляде на вечно улыбающегося соратника Евпатий невольно вспомнил свое посольство — и вещий сон елецкого порубежника Егора, оказавшегося пророческим…
Князь Михаил Всеволодович Черниговский отказал посланнику Юрия Ингваревича — отказал резко, причем заметно переврав события едва ли не пятнадцатилетней давности. Мол, не пришли князья северо-востока Руси на помощь южанам, когда последние собрали все силы, да выступили к Калке! О том, что жадный до ратной славы Мстислав Удатный настоял на поспешном выходе в степь, считая, что воев Киева, Чернигова да Галича будет достаточно для победы над монголами, Михаил Всеволодович (участник тех горьких событий!) отчего-то запамятовал… Как и о том, что владимирская и рязанская рати честно пришли на помощь и успели спасти от разорения степняками беззащитное после
Коловрат прекрасно понял причину отказа — можно сказать, он увидел ее воочию. Чернигов предстал перед ним во всей мощи веками застраивающейся крепости, обросшей тремя оборонительными рубежами. Стоящий на высоком, обрывистом холме древний детинец, ныне выложенный камнем — и два ряда крепких, рубленных тарасами стен поверх мощных валов, когда-то опоясавших все разрастающиеся посады, а ныне регулярно обновляемых. Рвы у основания стен так же ежегодно расчищаются и углубляются…
Но главное — это даже не стены, и не пятитысячный городской полк, способный защитить град и без княжьей дружины (весьма, кстати, немалой!). Главное — это мощные камнеметы, высящиеся на специально срубленных для них боевых площадках внешней стены Чернигова! Они способны метать тяжеленные камни (поднимают их по двое, а когда и только вчетвером!), летящие на полтора перестрела! Спасибо королю венгерскому Андрашу II Крестоносцу, пославшему на помощь князю умельца Бронислава с небольшим отрядом мастеров, способных строить пороки. Теперь есть чем защитникам града при случае встретить поганых!
Михаил Всеволодович уверен — коли даже только его личная дружина (в три тысячи конных гридей!) будет в граде, никакой ворог Чернигов не возьмет. А уж если под Михайлов стяг стянутся все князья земли Северской, собрав в кулак и верных гридей, и ополченцев, и отличных наездников ковуев, умелых конных стрелков, то уже не менее двадцати тысяч воев соберется под его началом!
Могучая сила, ничего не скажешь. И приди она на помощь рязанцам (да вместе с сильной ратью Владимира!) можно было б и на равных встретить Батыя в чистом поле! Но, увы, пророчество Егора оказалось правдиво — князь просто не поверил, что монголы привели на Русь четырнадцать тумен в сто тысяч поганых. Не поверил он ни полонянику, наученному, что и как говорить при Михаиле Всеволодовиче, ни боярину, едва ли не молящему не предавать кровного родства, не бросать братьев по вере и дать ворогу бой на дальних подступах к своим владениям! Как кажется, князь не поверил даже зову собственного сердца — ибо разум его был крепко опутан тщеславием да жаждой власти. Он стремился взять Киев — взять любой ценой, пусть даже предательства и подлости! И потому все, что ему говорили и о чем просили — но что было несогласно его мыслям, Михаил Черниговский резко отметал, убеждая себя, что столь могучей рати у степняков быть не может! Ведь на Калке билось войско монголов и примкнувших к ним в Закавказье тюрков, не превышающее двадцать пять тысяч нукеров…
Потерпев поражение в переговорах, боярин не стал унижаться перед самолюбивым гордецом, не желающим принять и признать очевидных вещей — и по совету елецкого провидца стал спешно собираться домой. Но прежде он обратился к простым черниговцам — в первый черед ратникам: кто готов помочь собратьям встретить ворога? Ворога, кто обязательно явится и в их землю, коли на севере его не остановить!
Откликнулись немногие — если считать всех воев Чернигова. Но все же Коловрату удалось набрать две сотни панцирных, опытных гридей — а возглавил их рубака, бабник и весельчак Ратмир…
Воспоминания пролетели перед глазами словно бы в единый миг, напоследок явив боярину светлые лики супруги и деток… Сердце легонько, болезненно прострельнуло: сейчас Евпатий желал бы находиться поближе к семье — но уж куда успел прибыть! Одно радует: уцелела княжья рать, отходит к столице — и судя по тому, что прошла она мимо Пронска за седьмицу до появления орды, Юрия Ингваревича
Однако же на самом деле вспоминал свое посольство Коловрат довольно долго — перешеек через ров был уже практически готов, когда он отринул от себя ненужные сейчас мысли. Недовольно взглянув на излишне веселого соратника, радующегося, что вскоре сумеет схватиться с ворогом, боярин неожиданно для себя и сам улыбнулся. А заприметив, что сверху насыпи ополченцы уже заканчивают укладывать настил, боярин улыбнулся еще шире — после чего перехватил правой рукой висящее на плече копье и громогласно воскликнул (испугав жеребцов соратников!):
— Мертвые сраму не имут, братья! Вперед!!!
После чего легким ударом шпор по бокам Вихря заставил его перейти на легкую рысь. А следом уже послал верного боевого коня вдогонку и забияка Ратмир, зычно проревевший боевой клич черниговских дружинников, тут же подхваченный его гридями:
— Се-е-е-в-е-е-р-р-р!!!
Стрелой из ворот Пронска вылетела верхом панцирная дружина, ведомая знаменитым богатырем Коловратом, набирая ход! Правда, единая колонна вскоре распылилась на множество ответвлений — умные животные старательно обходят не вровень засыпанные волчьи ямы; обтекают препятствия многочисленные ручейки всадников. Но направление движения конной рати не меняется — сотни гридей скачут к уже довольно широкому проему в ограждении у пороков! Где ныне сцепились в яростной схватке ополченцы и поднятые перебитым дозором поганых секироносцы мокши…
Последние, ровно как и русичи, вооружённые топорами, яростно рубятся с ними у линии рогаток — и число вступающих в схватку ворогов растет с каждым ударом сердца. Щитом в щит, ударом на удар — только щепки летят в стороны, да брызги крови несчастных, кто проглядел атаку противника… Лютая сеча упрямых, стоящих друг друга мужей!
Хотя со стороны поганых ведь бьются крепкие мужи в расцвете сил, настоящие ратники — а в ополченцах только старики да юнцы безусые… Но они защищают свой дом и родных — а мокша жаждут его ограбить да сжечь, изнасиловав и перебив всех, кто окажется на пути доблестных нукеров! И святая правда воев, кто защищает родную землю и родную кровь, придала ополченцам душевных сил выстоять уже против вдвое превосходящего их числом ворога!
Впрочем, стоять-то пришлось недолго — что конному проскакать три сотни шагов?!
Когда за спиной пешцев-топорщиков загремел боевой рог Коловрата, да раздалось зычное "Сееевеееррр!!!", побежали они в стороны, открывая всадникам поганых. И мокша, что всего мгновение назад самозабвенно прорубалась сквозь стену щитов русичей, инстинктивно подалась назад…
А спустя всего несколько ударов сердца в самую середину толпы мордуканов, как величают монголы подданных царя Пуреша, ударил многочисленный клин дружинников, ведомых богатырем Евпатием! Оглушительно хрустнули щиты, принявшие на себя удар тяжёлых сулиц в разгоне, да копейные древка, не выдержавшие перегрузки! Сломанными куклами взлетели в воздух нукеры при таране тяжёлыми жеребцами… А те, кто держался позади, уже бросились бежать, завывая от ужаса, да подставив спины под щедрые удары чеканов, булав, мечей да сабель русичей!
В одночасье сгинули сотни мокши, прикреплённых к тумене Кадана, под копытами лошадей да настигающими их разящими ударами гридей. А Коловрат, лишившись сломанного копья, упрямо гнал всадников вперёд, через насыпные перешейки во рву — и далее, к виднеющемуся впереди роскошно украшенному позолотой шатру чингизида-темника… Только-только успевшего его покинуть! В рассеянности уставился Кадан на уже вспыхнувшие впереди манжаники и камнеметы, пока старший среди гонцов туаджи визгливо кричал ему едва ли не в самое ухо:
— Орусуты напали большим войском! Конные их ударили от реки, рубят сейчас охрану выпасов! А пешцы их в самом лагере, тысяча кюгана Довдана вырезана, и теперь с ними сражаются хорезмийские гулямы!
Однако, чем истеричней был крик туаджи, и чем страшнее были его известия, тем спокойнее становился сын Угэдэя. И когда гонец закончил свой доклад, он услышал уже вполне спокойный голос внука Чингис-хана:
— Пусть сражаются. Передай им, что если побегут, то погибнут не от клинков орусутов, а от рук палачей! И вели тургаудам собраться у моего шатра — ровно как и китайцам… Да, и пусть кипчаки поспешат на помощь защитникам выпасов — лошади и скот нам очень нужны!