Зло в имени твоем
Шрифт:
– Завтра я не могу. Утром я должен быть в аэропорту, – сказал он.
– Хорошо, тогда я буду ждать тебя в отеле, – согласилась она. – Когда ты вернешься?
– В двенадцать. Завтра утренним рейсом в десять часов из Парижа прилетает мой друг.
«Напрасно он это сказал», – подумала Марина.
– Я буду ждать тебя в отеле.
– Договорились. – Он потушил сигарету и, взглянув на нее, прошептал: – Иди ко мне.
Поздно ночью она вернулась в свой номер и уже не удивилась, увидев сидевшего в знакомой позе Ронкаля.
– Я его нашел, – невозмутимо сообщил тот, –
– Хорошо. – Она поправила спутавшиеся волосы и села на постель, закрыв глаза.
Ронкаль терпеливо ждал.
– Как вы его нашли? – спросила она, словно оттягивая время.
– Их лаборатория сейчас на судне «Боливар». Было нетрудно. Я ему все передал. – Ронкаль не отличался многословием.
– Да, конечно. – Она открыла глаза. – Когда я должна улететь из Сантьяго?
– Завтра, вечерним рейсом. Утром вы должны переехать в другой отель, – равнодушно напомнил он, – вы знаете в какой.
– Да, завтра. – Она снова закрыла глаза и просидела так минут пять.
Ронкаль ждал.
– Простите, – наконец открыла она глаза, – я задумалась.
Он ничего не ответил. Он ждал. Нужно было решиться. Она снова закрыла глаза.
– Марат прилетит завтра, – наконец сказала она, – утренним рейсом из Парижа. В десять часов. Постарайтесь попасть только в него. Вы слышите, только в него.
Наверное, последних слов он уже не слышал. Потому что, когда она кончила говорить и открыла глаза, Ронкаля уже в комнате не было. И тогда она снова закрыла глаза и просидела так еще минут тридцать.
Завтра все должно было решиться.
В эту ночь ее опять оставили одну в большой московской квартире, и она ходила по комнатам, натыкаясь на острые углы, и искала своих родителей. И нигде их не находила.
Утром за завтраком не было никого. Ни Дорваля, ни его друга. Видимо, они уехали в аэропорт. Она слонялась по отелю, не решаясь признаться самой себе, что начинает беспокоиться за неясный исход схватки в аэропорту. Она поминутно переключала каналы телевидения, пытаясь узнать из местных новостей что-либо о случившемся. Через час по-прежнему не было никаких известий. В одиннадцать тридцать она собрала свои вещи и спустилась вниз. По-прежнему не было никаких известий. Расплатившись, она вызвала такси и поехала в отель, расположенный на другом конце города. И, едва разместившись, бросилась к телевизору. По-прежнему не было никаких вестей. Впрочем, в тоталитарном государстве ожидать иного было бы наивно. Новости обычно поступали, если поступали вообще, с недельным опозданием. Она не заметила, как заснула, сказалось напряжение последних дней. Открыла глаза, почувствовав чье-то присутствие. После возвращения из тюрьмы она не замечала за собой никакого наблюдения, видимо, Родригес распорядился прекратить слежку, уже не сомневаясь в бесперспективности таковой. Рядом стоял Ронкаль.
– Что случилось? – спросила она.
– Его нет, – сообщил Ронкаль.
– Вы его убили?
Он промолчал. Вопрос был явно ненужный.
– Только его? – вырвалось у нее против воли.
– Меня ищут по всему городу, – сообщил Ронкаль, – я уеду через Вальпараисо.
– Как вы его нашли?
– Двое
– Да, конечно, – почему-то согласилась она, – второй выстрел был лишним.
Она поднялась, поправила платье.
– Я должна уезжать сегодня, – вспомнила она и по привычке включила телевизор.
– Я должен оставаться здесь еще два часа, – сказал Ронкаль, – потом я уйду.
– Сидите, – согласилась она и уже не обращала на него никакого внимания, как не обращают внимания на мебель.
Это случилось за десять минут до его ухода. Показывали местные новости, и диктор вдруг сообщил о печальном происшествии, случившемся сегодня в аэропорту. Показали чье-то тело, накрытое простыней. Марина замерла. Почему они передают эту информацию так быстро?
– Сегодня неизвестным террористом был убит сотрудник французского посольства в Чили Эжен Женгени.
Показали фотографию убитого.
– Это преступление, – с явным воодушевлением говорил диктор, – снова показывает, как именно действуют террористы. Они не останавливаются даже перед убийством иностранных дипломатов. Они готовы на все ради того, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей стране.
Диктор долго рассказывал о необходимости борьбы с террористами, а Марина, замерев от ужаса, слушала сообщение.
– Мы убили другого, – сообщила она упавшим голосом.
– Я стрелял в прилетевшего из Парижа человека, – возразил явно оскорбленный Ронкаль, – его встречали ваши французские друзья. Я не мог ошибиться.
– Это была ошибка, – убитым голосом произнесла Марина, – мы убили невиновного человека. Мы ошиблись, Ронкаль.
Теперь она осознавала, почему сообщение передают столь оперативно. Убийство дипломата никоим образом не затрагивало престиж правящего режима, наоборот, служило дополнительным стимулом для расправы с инакомыслящими. Тоталитарный режим имел свои строгие законы при подаче информации.
Марина похолодела от ужаса своей ошибки.
– Они могут специально передавать такое сообщение, – впервые проявив какие-то эмоции, нахмурился Ронкаль. Ему не было жаль убитого, под вопросом была его профессиональная репутация.
– Это не он. Они показывают его фотографию. Это не Марат, – почти кричала Марина.
– Я не видел его лица. Мне достаточно было ваших указаний, – сухо заметил Ронкаль.
В дверь вдруг постучали. В этом небольшом отеле не было телефонов в номерах. Она взглянула на Ронкаля, и тот неторопливо, абсолютно спокойно, словно готовый к смерти, достал свой пистолет.
– Кто там? – подошла к дверям Марина.
– Сеньора, – услышала она за дверью голос дочери хозяина отеля, – вас вызывают к телефону.
Она взглянула на Ронкаля. Тот покачал головой. Никто не мог знать, где они находятся. Значит, это ловушка. Она вспомнила тюрьму и побледнела от ужаса. Лучше умереть, чем снова попасть в руки Родригеса.
– Кто меня зовет? – спросила она.
– Не знаю. Он просит сеньору Эстебан. – В отеле она зарегистрировалась под фамилией Исидоры Эстебан.