Злодей ее романа

Чаусова Елена

И тут до него донеслась фраза той самой дамы, что уговаривала мисс Гринмарк сыграть:

— Ах, как же жаль молодую маркизу! Такая талантливая девочка, и ей так недолго осталось жить на свете… Несправедливо! И так жаль терять ее талант. Без выступлений мисс Гринмарк вечера здесь станут намного скучнее.

— Что с ней?! — резко развернувшись на пятках, выпалил Лестер. Сердце у него болезненно сжалось, к горлу подступил комок — он так разволновался, что даже забыл разозлиться на эту старую клушу за то, что та переживает о выступлениях маркизы больше, чем о ней самой.

— Ах, вы ведь тут внове и даже не знаете! — закудахтала она, — У несчастной маркизы бледная сухотка и врачи

совершенно ничего не могут с ней поделать. Она чахнет буквально на глазах, но все же продолжает радовать нас собой.

По крайней мере, это объясняло, почему ее так слушали, но это было не главным. Сердце Лестера забилось от возможной надежды. «Нет, быть того не может! В жизни так никому не везет, только в романах, да и то не всегда…» — попытался рассудительно успокоить себя он. И бледной сухоткой болели и безо всякого дара. Болезнь вовсе не означала, что мисс Гринмарк… что она могла бы стать его женой, а не только сердечной подругой. Бледная сухотка — вовсе не обязательно признак скрытого дара, такого же, как у самого Лестера. И не следует раньше времени обнадеживаться, ведь если у мисс Гринмарк Дара нет, жениться на ней Лестер не сможет: ему суждено вступить в брак только с такой же, как он сам.

Но чувства не слушали всех этих здравых рассуждений, они все были устремлены в укромный уголок, где скрылась самая очаровательная девица на этом вечере. Та, в которую Лестер, вполне возможно, вероятно — мог впервые в жизни счастливо влюбиться! Он должен был проверить, прямо сейчас!

К маркизе Гринмаркской он подлетел тоже совершенно хамски, даже не расспросил, как у нее дела, и не поговорил о погоде. Сразу выпалил, что был очарован игрой ее племянницы и хотел бы выразить впечатления лично, и не могла бы маркиза их представить друг другу. Та посмотрела на него с тоской и сочувствием, однако, спасибо ей, отказывать не стала. И вскоре Лестер вновь увидел предмет своих переживаний. Она сидела на кушетке у стены, наблюдая за танцующими парами.

— Эрика, девочка моя! Это граф Тенландский, он впечатлен твоей музыкой и желает, чтобы вы были представлены друг другу, — тоном, которым говорят обычно с детьми, проговорила маркиза. — Маркиз, моя племянница, мисс Гринмарк.

— Лестер, — коротко представился он, отвесив легкий поклон. Эрика — красивое имя! Ему хотелось, чтобы она тоже знала, как его зовут на самом деле. Не только по этому титулу, под которым он тут скрывался. — Так будет справедливо: я теперь знаю ваше имя, и вы должны знать мое…

— Спасибо, — мисс Гринмарк застенчиво улыбнулась, — Я польщена, что мои скромные опыты в музицировании показались вам интересными.

Она так очаровательно смущалась, и Лестер не мог отвести от нее взгляда. И не мог дождаться, когда тетушка-маркиза наконец, выполнив свои формальные обязанности, оставит их наедине. Слава небесам, в общей зале на приеме это было возможно, не считалось непристойным. Но тут, на кушетке, было достаточно уединенно, чтобы поговорить спокойно. И чтобы узнать главное. Едва маркиза скрылась из виду, Лестер подсел рядом — достаточно близко, чтобы ощутить ее, если только… если с ним все же случилось самое удивительное событие в его жизни.

— Они мне показались не просто интересными, — ответил он ей, тоже улыбнувшись. — Меня мало что трогает, мисс Гринмарк. Но вам удалось меня тронуть до глубины души. И музыкой, и… собой.

Ровно на последних своих словах Лестер почувствовал. Ее дар! То биение внутри, которое ни с чем не спутаешь. И как он потянулся навстречу в ответ на легкое, почти невесомое касание магии Лестера. Жадно и… из последних сил. Как тянется к воде умирающий от жажды. И горячая радость моментально сменилась леденящим

страхом. Он не думал… она так бодро держалась, эта удивительная трепетная и одновременно сильная девушка! А теперь он ощущал, кажется, всей своей кожей, как крепко взяла уже ее в свои смертельные объятья болезнь. Как бьется в агонии ее дар, не находящий выхода.

На его слова мисс Гринмарк смутилась. Опустила взгляд и пролепетала:

— Ну что вы, я совершенно обычная!

— О нет, мисс Гринмарк, вы очень необычная! — возразил Лестер, не сводящий с нее завороженного взгляда.

Его чувства обмирали, а разум судорожно метался, пытаясь понять, что делать. У него не было времени, совершенно! Юная маркиза была в том состоянии, в котором каждая неделя на счету. Лестер с ужасом представлял себе ухаживания, принятые в таких семьях, как у нее, особенно в провинции, где нравы строже. Месяцы редких свиданий, только в присутствии родственников. Даже если согласятся поспешить, ввиду ее слабого здоровья — все равно слишком долго, мисс Гринмарк не выдержит столько… И он решился, вести себя отчаянно, как никогда бы не повел, будь обстоятельства иными. Но сейчас он должен был попытаться сделать хоть что-нибудь! Предпринять! Помимо светской беседы новых знакомых. Ему было невыносимо бездействие, когда Лестер знал, что речь идет о ее жизни.

— Совершенно необычная, — сказал он и взял ее за руку, готовясь говорить с пугающей даже его самого откровенностью.

Разумеется, это его поведение тоже было за гранью светских приличий, так что не было ничего удивительного в том, что мисс Гринмарк выдернула руку, прижала ее к груди и тихо воскликнула:

— Вы что, граф?

Возможно, сейчас, увидев ее реакцию, Лестеру стоило бы остановиться. Но он уже не мог. Прикоснуться к ней, ощутить тепло ее тела, ее нежную кожу — было слишком много для него, чтобы рассуждать здраво и держать себя в руках. Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы его собственный дар и все желания, с ним связанные, вспыхнули, как столп пламени до неба. Вместе со всеми сильнейшими переживаниями, которые мисс Гринмарк у него вызывала, вместе со вспыхнувшей вдруг надеждой на нежданное счастье. Лестер хотел, чтобы эта прекрасная девушка принадлежала ему. Чтобы она была жива, здорова — и с ним. И был готов сделать для этого что угодно, на любые безумства был готов прямо сейчас. И все же, из последних сил взяв себя в руки, он попытался объясниться:

— Простите, мисс Гриинмарк! Возможно, я чересчур настойчив и тороплив… Но у нас с вами слишком мало времени! У нас его практически нет! Мне рассказали о вашей болезни…

Она продолжала прижимать руки в груди, но спросила уже без возмущения, скорее с любопытством:

— У нас с вами? Что вы имеете в виду?

Этот ее интерес вселил в Лестера надежду, что мисс Гринмарк, может быть, его выслушает. И даже прислушается! Ее нужно было спасать, срочно, прямо сейчас — Лестер ощущал это с каждым ударом ее сердца, чувствовал, как неровно биение жизни в ней, как оно трепещет и грозит погаснуть, будто маленькое робкое пламя свечи на ветру.

— У нас с вами, мисс Гринмарк… Я должен сказать вам прямо, потому что откладывать нельзя! — выпалил Лестер, не зная, что еще тут можно поделать, кроме как быть предельно откровенным. — Ваше состояние… чтобы вам могло стать лучше, вам нужен мужчина. Чем скорее, тем лучше.

Мисс Гринмарк вскочила со словами:

— Да как вы можете так, граф! — после чего ощутимо ударила его ладонью по щеке и побежала к дверям зала.

«О нет!» — заполошно пронеслось в голове Лестера, и он тоже вскочил, чтобы кинуться следом за ней.