Злодей моего романа. Кощей и Александра Прекрасная
Шрифт:
Тогда еще были на Руси леса дремучие, ручьи студеные, звери непуганные.
Любил в то время Кощей, волком обернувшись, зайцев погонять. Вылетел за быстроногим на полянку лесную да пропал.
Собирала у ручья разрыв-траву девушка в голубом сарафане с черной косой до колен. Глянула на него глазами колдовскими, улыбнулась устами алыми, так сердце и забилось… Долго Кощей не думал — закинул ее на спину да бежать.
Поначалу, конечно, Василиска плакала да кричала. На подарки и глядеть не хотела, от еды отказывалась. А потом поняла, что никто ей зла не желает. Стала и беседы вести, и на прогулки с
Да только не захотела она Кощея полюбить. По своему Ивану Царевичу убивалась.
И то сказать, не пара она ему была. Царевичу, конечно, не Кощею. Кощей-то ее любой готов был взять.
А царевич с дочкой купца только поиграть в любовь мог, а женился бы все равно на ровне.
Василиса на что премудрая девка была, а этого не понимала. Ждала.
Конечно, Кощей мог бы поспособствовать такому браку — сложного-то ничего — но Василиса ему самому нужна была.
Обманула его девушка. Улыбалась ласково, глазками стреляла, краснела невпопад, да рукой его задевала. Кощей уж и мечтать о таком не мог. Да только не он нужен был Василиске, а зелье его оборотное. Украла ключ от лаборатории, выпила зелье, да, лягушкой оборотившись, исчезла.
Мало ли лягушек на болоте? А Кощей терпелив, он же бессмертный. Он подождет. Надоест лягушкой прыгать, прискачет. А пока болотце ее охранял, да наблюдал издалека. И донаблюдался. Привела-таки судьба-злодейка Ивана на болото.
Скрипя зубами в бессильной злобе, наблюдал он за любовью истинной.
А ведь вернулась. Иван, болван, из шкуры ее вытянул, а шкуру сжег. Хороша лягушка без шкуры лягушачьей. Погибла бы Василиска без зелья особого, а где его в царском тереме взять?
Как ломать ее стало, так и вспомнила о Кощее, позвала. А он и рад стараться.
Все к ее ногам и сам у ее ног.
Отпустил.
Видел — жить не хочет без Ивана.
Выбор несложный был — мертвая Василиса в его руках или живая где-то… далеко. Но живая.
Ох и плохо ему было, ох и больно! На много лет завладел его душой мрак. Немало девиц в его спальне побывало, пока он не понял: все они — не Василиса. Некоторые руки на себя наложили, некоторые сами убежали, некоторым денег дал да выгнал.
Сожалел ли он об этом? Он и сам не помнил.
В современном мире проще — любую женщину купить можно. Да нет таких, с которыми бы хотелось продолжить общение, кого можно в дом привести.
Красивые — были. Умные — были. Были танцовщицы с телом, гибким как змея. Были известные актрисы. Были и царских кровей.
И ни одна не хотела остаться хоть на один день после окончания контракта.
Долгое время Кощей полагал, что его женщина, истинная, единственная, давно потеряна. Знать, крест его таков — всю жизнь одиноким быть.
Александра, значит.
Поднял архивы — детдомовская. Из семьи один брат Василий. Родители погибли при крушении поезда, родных больше нет. Родители непростые — отец от Марьи Искусницы род ведет, мать из оборотней. Нашли друг друга. Стало быть, и колдовством владели, и жизнь у них могла бы быть долгая, и здоровье отменное. Но не вышло сказки доброй.
Василию было 10,
Много их, детдомовских, Черномор на базу привозит.
Глава 2
У Саши в жизни было две проблемы — ей было 14, и она была девочкой. Пока Васька рядом, ее не трогают. И смотрят сальными глазами, и в углу зажать могут, и слова похабные говорят, но дальше дело не идет. Знают, что Васька за сестру любого искалечит. Вроде тихий, спокойный подросток, а боятся его парни. Есть в нем что-то опасное. Посмотрит глазами ледяными и любой обидчик шарахается. В драке Васька страшен. Правил для него нет — и лежачего бьет, и ниже пояса, и укусит. Дважды его били всей толпой. Второй раз его увезли на скорой — а с ним еще пятерых мальчишек. Кого с переломами, кого с оторванным ухом, кого с пробитой головой. После этого Ваську не трогали — себе дороже.
Саша всегда держалась рядом с братом, так что многие ее считали мальчиком. Короткая стрижка, одежда брата, исцарапанные руки. Воспитатели сначала пытались их разделить, но быстро махнули рукой. Они только спали в разных комнатах, Саша — с девочками, Василий — с мальчиками. Девочки Сашу не любили, но и не трогали. Почему так, Саша и сама не понимала. Все новенькие проходили процедуру «вливания в коллектив», но в Сашину сторону никто не посмотрел. У нее не пропадали вещи, ей не выливали воду в постель и не портили тетрадки. Ее просто не замечали.
А еще Саша всегда знала, что она не совсем человек. С детства родители мягко объясняли ей, что люди бывают разные. Но «Не таких» люди не любят, и лучше свои особенности скрывать. В Василии было немало от оборотницы-матери. Мать могла оборачиваться лисицей, но Васе способности передались частично, он только и умел зубами щелкать ловко, да обоняние у него было намного лучше обычных людей. У Сашки же было очень острое зрение и любое рукоделие в руках спорилось.
Тяжко пришлось домашним деткам в детдоме. Много плакала Саша ночами, все не могла поверить, что мамы с папой больше нет.
Папа был большим, светловолосым, с огромными уютными руками. Мама же напротив, маленькая, рыжеволосая и вся в веснушках. Васька в маму пошел, а Саша — папина дочка. С длинной светло-русой косой, с голубыми глазками, носиком пуговкой — куколка да и только. Так ее родители и звали — куколкой своей.
Нет больше родителей, да брат есть. Пока есть. Через 2 недели Ваське исполнялось шестнадцать лет, и он должен был покинуть стены детского дома.
Поданы документы в ПТУ, будет комната в общежитии.
И никого у Саши не останется.
Страшно было до одури. Васька в свои шестнадцать хоть и высокий, но на вид ребенок, да еще рыжий-конопатый. А Саша уже где надо (хотя не надо, рано!) округлилась, вытянулась, блеск в глазах появился какой-то особенный (по мнению Васьки, конечно), и вообще для парней стала раскрасавицей. А ей и не надо этого. В доме, где немало подростков, интимные отношения, хоть и запрещены категорически, всегда присутствуют. У кого по любви и согласию, у кого из страха и принуждения. Из всей своей комнаты Сашка одна осталась нетронутой.