Злое небо

Щабельник Виктория

– И люди, которых ты уничтожил во имя чьей-то призрачной выгоды не важны, - закончила я за него. Мне было нехорошо. Слишком душно… И больно от того, что его слова звучали чересчур равнодушно, заучено. Как будто он сам уже неоднократно прокручивал этот разговор у себя в голове, давно найдя оправдание любым действиям, загнав мучавшую совесть подальше. – Ты мог бы их предупредить. Кто-нибудь успел бы спастись.

– Я военный. Мой долг выполнять приказы вышестоящих, - отрезал Рейн.

– Как удобно! Значит, ты ни в чем не виноват?
– повысила я голос.

– Когда я преследовал

тебя, и нас разделяло лишь расстояние выстрела... Видит Бог, я готов был отступить и дать тебе шанс уйти. Мне было плевать, как на это посмотрят остальные. Ты, на своей лоханке билась лучше, чем наши истребители. Ты была почти повержена, и мое сердце обливалось кровью от каждого удара снаряда, что попадал в цель. Но у меня был приказ – не оставлять живых свидетелей. Моя женщина оказалась моей целью! Кошмар для любого любящего мужчины.

Его взгляд, голос… В этот миг он казался прежним любящим и любимым мною Рейном. Господи! Что мне делать? Как быть? Он прошелся по комнате и остановился напротив меня, его руки поднялись, чтобы обнять, но видя на моем лице отвращение, он опустил взгляд и отступил.

– Ты поймешь, со временем. Я знаю, - он будто убеждал сам себя.

– Значит, пиратов, которые якобы напали на твою эскадру…

– Не было. Точнее, это была ты. Уничтожила четыре истребителя. А при переходе в гиперпространство нанесла по крейсеру последний удар, повредив обшивку. Произошла разгерметизация. Несколько десятков человек буквально вышвырнуло в космос. Ты должна быть удовлетворена… Я оказался глупцом, азарт погони захватил меня. Нужно было понимать, что ты будешь бороться до конца.

– Ты прав. Я борюсь до конца.

Слезы душили, и мне было трудно говорить. Тело горело огнем. Хотелось закрыть глаза и отрешиться от голоса Рейна, разъедающего душу, тиканья настенных часов, такого уютного и расслабляющего. Хотелось… Все забыть… Хотелось умереть, и не знать больше ничего.

– Ты не сделаешь этого, - мягкий голос вывел меня из состояния, близкого к помешательству. И теперь разум оказался чист от сомнений и метаний. Я все решила. Это был единственный выход. Для меня.

– Я люблю тебя, Рейн, - тихо сказала я, и добавила, нажимая на спусковой крючок древнего оружия, - прости!

Хлопок оказался громким, и я вздрогнула, словно не ожидала услышать никаких звуков в мире, ставшем для меня холодным и мертвым, как Рейн, упавший к моим ногам, как я сама, опустившаяся на колени рядом с ним. Маленькая точка на груди окрасилась красным, постепенно пятно увеличивалось, а открытые глаза Рейна тускнели. Моя рука потянулась к его руке и сжала еще теплые мягкие пальцы:

– Я тебя люблю, - фраза закончилась стоном боли, резанувшей тело. Внутри будто что-то оборвалось, и я почувствовала, что теряю свою последнюю связь с Рейном. Нашего ребенка…

17

Пять месяцев назад

Я медленно просыпалась. Когда первая искра сознания пронзила мой разум, я широко открыла глаза и, протяжно вскрикнув села, чтобы обнаружить себя в просторной и светлой больничной палате. Был солнечный день, сюда не доносился шум карров и другая уличная

суета. Рядом на тумбочке стоял красивый букет цветов. Я потянулась к нему, и тут же поняла, что не одна в палате

– Ты не приходила в сознание сутки! – обернувшись на голос, я увидела рядом с собой Адриана Виларда, в белом больничном халате и в бахилах.

– Почему ты здесь? – я была удивлена его присутствием.

– Я переживал. Врачи сказали – ты потеряла много крови. Еще бы немного и тебя спасти не удалось.

– Ребенок? – я знала ответ, и все же глупая надежда на чудо меня не оставляла.

– Мне жаль, - Адриан отвел взгляд, складывалось впечатление, что он действительно сожалеет. И все же я не понимала. Почему я здесь в больнице, а не в тюрьме. И рядом со мной находится Адриан, а не очередной следователь с колючим взглядом и грубым голосом.

– Как я попала в больницу?
– я сделала попытку приподняться, и Адриан тут же мне в этом помог, заботливо подложив под спину подушку.

– Рейн… - голос старшего Виларда дрогнул, - он не отвечал на вызов, и я решил, что застану его дома. Я понимал, что тебе было неприятно со мной встречаться. Но все же рискнул.

– Он мертв, - прошептала я, и все, что произошло тяжким грузом навалилось на меня, угрожая поглотить. Его слова, взгляд, такой знакомый и родной. Моя ненависть, и ярость, которая в тот момент нашла лишь один выход. И теперь он мертв! Мертв, из-за меня. Это я его убила, а сейчас его брат пытается меня успокоить. Что за черт!!!

– Успокойся, тебе нельзя волноваться, - я почувствовала, как его руки обхватывают меня, стараясь удержать на месте, не позволяя вырвать капельницу из вены.

– Мне? Адриан, опомнись. Рейн мертв! Мертв!!! – меня охватила истерика, я дрожала от слез и ужаса от осознания содеянного.

– Не плачь. Я найду того, кто это сделал. Слышишь? Я найду убийцу. Обещаю, - слова Адриана прозвучали жестко и твердо. Как будто он уже подписал убийце смертный приговор. Мне…

– Адриан! Рейна убила я. Я! – вот и все, я это сказала, глядя мужчине прямо в лицо.

Несколько секунд он смотрел на меня, затем моргнул, и выражение его лица изменилось. В нем появилась… жалость?

– Ты перенервничала. Тебе нужно отдохнуть, - мягко произнес он, опуская меня на постель, - я позову врача. Пусть даст тебе успокоительное.

– Я убила твоего брата! Выстрелила в него из этого чертового пистолета! Почему ты мне не веришь? – возмутилась я.

– Потому что ты не в себе, - ответил Адриан. – Отдыхай, я приду утром. Тогда и поговорим.

Через несколько минут ко мне в палату вошел невысокий дяденька со стойким выражением благодушия на лице. Он уселся напротив кровати и начал неспешный разговор о моей жизни. Постепенно разговор начал касаться моей болезни и выкидыша, взаимоотношений с умершим женихом и моих чувств по поводу потери ребенка. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что ко мне послали психиатра. Значит, Адриан мне не поверил! Кое-как закончив с ним и получив в награду укол снотворного, я погрузилась в тягучий и вязкий мир кошмаров, к которому мне еще только предстояло привыкнуть. Навсегда.