Зловещее наследство
Шрифт:
— В другой раз. Когда Ваш вопрос не будет таким неожиданным.
Ей отказали. И она это заслужила. Странно, но мысль о несуществующей белокурой крестьянке, которую Калеб мечтает взять в жены очень беспокоила ее.
Но она получила новый заряд мужества, когда они узнали лежащего в постели деда Эли. Габриэлла и Калеб ощутили чувство подъема, слушая, как девочка рассказывает о сказочном замке, где она живет, и о том, как все прекрасно.
Им казалось, что они добились многого.
Как
Андреас часто заглядывал к ним. Была зима, и в Липовой аллее дел было не так уж много. Когда по вечерам дети ложились спать, молодежь сидела за беседой. Однажды и Лив присоединилась к ним, и никто не обратил внимания на то, что в их круг вошла женщина 62 лет. Душа у Лив всегда оставалась молодой и открытой.
Но в этот день перед самым Рождеством она выглядела чем-то озабоченной, погруженной в собственные мысли. Маттиас поинтересовался:
— В чем дело, бабушка?
Она запнулась.
— Да нет, ничего.
— Нет, скажи! Беспокоишься о детях?
— Нет, нет. Старею. Временами слышу какие-то звуки.
Габриэлла, ежедневно ждавшая с нетерпением этих часов живой болтовни, вздрогнула, услышав слова бабушки.
— Звуки?
— Да. Зловещие. Откуда они идут и что это за звуки — не знаю. Они такие неясные.
— Они звучат мрачно, — улыбнулся Маттиас. — Не привидения ли?
— Нет. Привидений в Гростенсхольме никогда раньше не было.
— Раньше? — спросила Габриэлла. — Какое неприятное маленькое слово!
— Нет, я не то хотела сказать. Давайте кончим этот разговор! Габриэлла, я видела, что ты сегодня рисовала для детей. У тебя хорошие способности. Я этого не знала.
— Спасибо, — улыбнулась радостно Габриэлла и покраснела под удивленным взглядом Калеба.
Однако она не правильно поняла его удивление. Но слова Андреаса кое-что объяснили.
— Габриэлла, у тебя необыкновенно красивая улыбка, — заявил ее молодой родственник из Липовой аллеи. — Она исходит как бы изнутри и лучится так, что ты становишься другой! И это ты, такая кислятина, — закончил он скорее откровенно, чем любезно.
— Она не кислая, Андреас, — поправила его мягко Лив, — правильнее сказать — несчастливая.
Габриэлла смутилась и снова ушла в себя.
— Я тоже видел твои рисунки, — сказал Маттиас. — От кого ты унаследовала
— От моей мамы, Силье, — пояснила Лив. — Вы же видели расписанные ею стены. Когда-то и я в молодости немного рисовала, но мой первый муж уничтожил во мне уверенность в себе, и я уже больше никогда не осмеливалась рисовать.
Габриэлла встретилась с ней взглядом. Обе они знали, что значит потерять веру в себя.
Молодые люди попросили показать им хотя бы один рисунок. Лив смущенная, как юная девушка, отправилась на поиски.
— Бабушка так мила, — сказал Маттиас после ее ухода. — Я думаю, что проект с детьми значит для нее бесконечно много.
— Для нас всех, — заметила Габриэлла.
Все согласно кивнули. Увидев акварели Лив, они почти онемели.
— Послушай, мама! — воскликнул Таральд, которого тоже пригласили посмотреть. — Почему ты никогда ничего не говорила? И не рисовала?
— Все произошло так, как я рассказывала, — как бы оправдываясь, ответила Лив, — со мной разделались.
— Это же фантастика, — воскликнула Ирья.
— Можно мне взять их в Липовую аллею и показать папе, маме и дедушке? — спросил Андреас.
— Но дорогие мои, — взволнованно сказала Лив, — это же ерунда!
— Ерунда? — воскликнул Калеб.
— Вот этот лучше всех, — заметила Габриэлла, указав на один из рисунков.
Глаза Лив погрустнели.
— Тебе действительно так кажется? Мне тоже. Именно эту акварель я хотела преподнести первому мужу. А получила оплеуху. Он тогда заявил: «Женщины должны держаться подальше от искусства. Это не женское дело, они должны только исполнять желания мужа».
— Это самое отвратительное из всего, что мне довелось слышать, — возмутился Калеб. — Мужчина и женщина должны быть равноправны в браке. В противном случае брак не имеет значения.
Остальные согласились с ним. Габриэлла задумчиво посмотрела на него.
— Да, сейчас я это знаю, — сказала Лив. — Но тогда я была молода и слишком чувствительна. Поэтому сейчас я понимаю потребность Габриэллы в спокойствии. Она так же легко ранима, как и я в то время. С годами становишься сильнее, девочка моя.
— Я надеюсь, — улыбнулась Габриэлла. — Вообще, интервалы между моментами, когда я вспоминаю Симона, становятся все продолжительнее. Все чаще и чаще обнаруживаю я, что забываю его. О, извини, — прошептала она, взглянув на Калеба.
— Почему ты просишь прощения? — удивился Маттиас.
— Я не получила разрешения от Калеба говорить о самой себе.
— Вы его получите, — фыркнул Калеб. — А среднего пути у Вас нет? Должна же быть альтернатива: или — или.