Зловещее светило

Егоров Игорь Александрович

— Принц? Вы имеете в виду принца Петра Строговича?

— Да, этого пижона, — говорит он.

— Готов поспорить: он знает, что сказать своим соотечественникам, и хорошо морочит им голову, — смеюсь я. — Хотелось бы мне его как-нибудь послушать.

— Тогда почему бы вам не сходить на одно из их собраний? Я думаю, что сегодня как раз будет сербский вечер. Они проходят в каком-то зале на Халстед-стрит, рядом с Норт-авеню.

— Послушайте, а как выглядит этот Робертс? — спрашиваю я.

— Вот

это и есть самое смешное. Никто не знает. Он никогда не появлялся здесь, в своей конторе. Делами заправляла дамочка. Когда в один прекрасный день нагрянула полиция, она просто вышла и не вернулась.

— Как хитро, а? Ну пока, простофиля!

— Пока, простофиля!

Я выхожу из здания на Рукери, иду по Адамс-стрит и захожу в бар, где выпиваю две большие порции смешанного виски. Мне это крайне необходимо. Это дело — самое подозрительное из всех, с которыми я когда-либо сталкивался.

Долговые расписки по пять баксов за штуку… Сербы.

Беру еще одну порцию виски, потом возвращаюсь в агентство «Аргус». Бетти только что пришла из парикмахерской. Я быстро, но внимательно оглядываю ее.

— Нравится? — спрашивает она.

Прическа высокая, по новой моде.

— Вы, дамочки, с каждым днем становитесь все более чудными, — заявляю я.

— Правда? — холодно говорит она. — Очень хорошо, что я не делала прическу для тебя.

О подобном я раньше не думал, но мысленно это отмечаю.

Оскар Бергер сидит в своем кабинете и потирает руки. У него это получается лучше, чем у торговца тканями на Максвелл-стрит.

— Ну, скольких ты нашел?

— Одну, но получил кое-какие зацепки по еще двоим.

— Только одну? И хорошие перспективы?

— Не психуй, Бергер, — успокаиваю я его. — Они — крепкие орешки, и с ними не легче, чем с остальными, ты сам это знаешь. Скажи мне, ты что-нибудь слышал про афериста В. С. Робертса?

— Конечно, слышал. А ты разве нет? Может, это дело всплыло, когда ты был в отпуске…

— Вероятно. И что натворил Робертс?

— Да ничего особенного. Только надул пять тысяч выходцев из Восточной Европы в нашем городе. Он — изобретатель. Или претендует на то, чтобы им называться. Собирает этих идиотов и рассказывает им, что изобрел тормоз на четыре колеса для автомобилей, но Генри Форд или «Дженерал Моторс» выкрали его у него. Он изобрел радио, но Маркони своровал у него патент. И он хочет подать иск на Маркони, Генри Форда и «Дженерал Моторс». Однако судебные процессы стоят денег, а их у него немного. Поэтому он убеждает этих идиотов из Восточной Европы профинансировать подачу иска. Мистер Робертс вручает им долговые расписки. Они дают ему по десять долларов, а он обещает им по пять тысяч после того, как получит деньги от магнатов.

— И сколько он планирует с них получить?

Бергер поджимает губы:

—

Десять или пятнадцать миллиардов. Товарный вагон денег.

— И болваны в это верят?

— Им это нравится! Судя по тому, что писали в газетах, в это дело вложились десять или пятнадцать тысяч человек, заплатив от пяти до ста долларов.

— И Робертс сбежал?

— А ты не сбежал бы?

— Зависит от обстоятельств. Если простачков удалось использовать на все сто — может быть. Но, как я понимаю, здесь живет много болгар и сербов, а они все еще верят в Робертса.

— О-о, конечно, это самая интересная часть дела. Даже до того, как Робертсом заинтересовалась полиция, он предупреждал их, что следует ожидать чего-то подобного — в связи с тем, что мистер Форд, Вестингауз и Эдисон подкупили полицейских и натравливают их на него. Этот Робертс — очень скользкий тип.

— Да? И как он выглядит?

— Это самое смешное. Он никогда нигде не показывается. И когда полиция пыталась его взять, они обнаружили, что никто его не видел.

— Неплохо, — говорю я. — Совсем неплохо.

Оскар Бергер внимательно смотрит на меня.

— А что тебя заинтересовало в этом деле? — спрашивает он. — Робертс и с тебя что-то поимел?

— Нет. Если кто-то предлагает мне больше четырех процентов, я знаю, что это мошенничество. Правда, у меня никогда не будет достаточно денег, чтобы инвестировать их и под четыре процента.

Я выхожу из кабинета Бергера и вижу, как Бетти красит губы.

— Хорошо, сестричка, — говорю ей. — Сегодня вечером я дам тебе шанс. Где ты живешь?

— На Винтроп, дом 4898. Но если ты собираешься ко мне в гости, знай: твой визит может ограничиться пешеходной прогулкой.

— Я люблю физические упражнения, — замечаю я. — Я буду у тебя в семь.

— Меня не будет дома… Что мне надеть?

Бетти — очень милая девушка.

— Ничего вычурного. Пойдем в какое-нибудь тихое местечко.

У меня в кармане почти сто долларов. Я иду в парикмахерскую, где меня стригут и бреют, потом перекусываю в гриль-баре «У Хардинга» на Мэдисон. Затем беру такси и отправляюсь на Винтроп-авеню, дом 4898. Нужное мне место находится в квартале севернее от Лоренс-авеню и в квартале восточнее Бродвея.

Дом представляет собой второсортные апартаменты гостиничного типа. Меня не пускают наверх без предварительного звонка, а когда я связываюсь с Бетти по телефону, она говорит, что сейчас спустится вниз.

Она появляется через пять минут. Я почти не узнаю ее. На ней вечернее платье серебристого цвета, которое, вероятно, обошлось ей в месячное жалованье. Волосы кажутся мягкими и блестящими.

Посмотришь на нее в таком виде и никогда не скажешь, что эта девушка работает на неприглядную контору типа агентства «Аргус».