Зловещий миттельшпиль
Шрифт:
Несомненно красива. Не людской красотой, но божественной...
— К-к-то-о-о?.. — изрекла она одновременно ослабшим, но и властным голосом.
Будь она человеком, имела бы успех в опере, потому что меня этот голос пронизал до глубины души. Но она не человек, а богиня. Что богине до смертных утех?
— Я — Дмитрий, сын Ибрагима! — набравшись храбрости, представляю я себя.
— К-а-а-к по-о-осмел, с-с-смертный? — поинтересовалась Стикс.
Стало как-то тоскливо от осознания того, что я действительно дурачок и вообще решил сюда идти.
Но
— Нижайше прошу милости, верно извечная и извечно верная... — рухнул я на колени.
И ничего. Стикс сидит как статуя, ни движения мимической мышцы, ни изменения взгляда. Смотрит в никуда, расположенное где-то надо мною, даже взгляд не опускает. Не может или не хочет — это очень важно определить прямо сейчас. Ключевой момент, можно сказать. Если не хочет — мне крышка, если не может — вот тут можно поплясать и побултыхаться.
Но не происходит абсолютно ничего. Медленно дышу, стараясь не шуметь, а богиня бездействует. После таких вопросов, заданных ею, меня давно должна ждать смерть. Персоне такого уровня даже пальцем шевелить не надо, чтобы прихлопнуть слишком наглую букашку. Но она бездействует. Почему?
Тут я начал слышать выдох, долгий, как течение реки, звонкий, как звук падающих на мрамор серебряных монет. Кажется, она хочет что-то мне сказать.
Подползаю на коленях поближе, но всё так же слышу неразборчивый выдох. Не знаю, что делать. Ссыкотно просто так подходить, угробит, как пить дать...
Минуты две стою на коленях, взвешивая все риски, но в итоге решаю, что, если бы она хотела меня убить, я бы уже надёжно умер.
Взбираюсь по ступеням к трону, встаю на ноги и залезаю на левый подлокотник, чтобы поднести своё ухо к божественным устам.
— Же-е-е-ертвуй... — тихо, но требовательно произнесла богиня. — Мне-е-е-е...
Всё в одну секунду стало ясно, как день.
Оглядываюсь и вижу потухшие жаровни по бокам от трона.
Спрыгиваю на серебряный пол и иду к левой жаровне. Дрова тут есть, причём, они, когда-то, горели. Достаю зажигалку для сигар и пытаюсь поджечь наиболее уцелевшее полено.
Но дровишки-то не из простых, судя по всему, потому что моя зажигалка даже не опалила эту проклятую целлюлозу...
— Кр-р-о-о-овь бо-о-огов... — сообщила мне Стикс.
Кровь богов? Что это значит?
А-а-а, чтобы поджечь эту древесину, нужна кровь богов! Но что-то не горю желанием резать Стикс, а ещё подозреваю, что мои зубочистки для её божественной кожи будут чем-то вроде касания нежнейшего хлопка.
Твою мать, есть же я! Тесей — полубог!
Без сомнения режу себе ладонь скорняжным ножом и поливаю кровью дрова в жаровне. Беру зажигалку и начинаю палить древесину, кровью окроплённую. И сразу разительное отличие от прошлой попытки — дерево начало тлеть, а затем, внезапно для меня, интенсивно разгораться. Отпрянув от взметнувшегося синего пламени, прячу зажигалку в подсумок и оборачиваюсь к богине. Та, всё так же, сидит неподвижно.
Что можно пожертвовать богине клятв?
Снимаю рюкзак и ищу что-нибудь несомненно ценное. Что сейчас ценно для меня? Золото? Оно не имеет особого смысла, кроме как для платы кинжалу Рагнара. Оружие? Вот это интересно.
Извлекаю из кобуры пистолет Макарова, вынимаю из него магазин и выщёлкиваю все патроны в рюкзак. Не сомневаюсь ни на секунду, что пистолеты этой модели неоднократно использовались для мщения за клятвопреступления. Стикс плевать на преступления сами по себе, но она очень заинтересована во мщении за нарушения клятв — у Макарова есть потенциал в этом вопросе и он ценен для меня.
— О, богиня клятв, высокочтимая Стикс, прими мою жертву! — произнёс я и бросил пистолет в огонь.
Металл повёл себя как пластилин под зажигалкой, пистолет быстро «поплыл» и превратился в жидкий металл на поленьях, после чего начал испаряться.
Голубоватый дым устремился в небеса, но это продлилось секунд тридцать, а затем поленья продолжили гореть, как обычно.
— Е-е-ещё... — требовательно произнесла Стикс.
Что бы ещё такого пожертвовать? «Кедр» не отдам!
Это должно быть ценным для меня, форма и содержание не особо-то и важны. Еда!
Еду тут, как показала практика, найти можно, главное — не есть подозрительные плоды граната, а также не брать ничего, что предлагают мёртвые. Угощать можно смело, но брать — ни-ни!
Достаю четыре банки сгущёнки, прибережённые на крайний случай. Сгущёнка обладает внушительным количеством легкоусвояемых калорий, поэтому, если надо быстро восстановить силы, лучше сгущёнки почти ничего нет. Эх, жалко, очень жалко...
Ожесточившись лицом, посмотрев на банки в руках, как Авраам смотрел на Исаака, решительно бросаю сгущёнку в жаровню.
Пламя сжирает подношение, не оставив даже крупицы от этикетки...
— Ещё! — уже более окрепшим голосом потребовала богиня.
Шоколадные батончики не получишь, не надейся даже... Вытаскиваю бутылочки с Колой и с ожесточением бросаю их в жаровню. Снова они сгорают в пламени, как хлопковая вата.
Хорошо, что не пришлось жертвовать человеков, но сжигать Колу и сгущёнку, знаете ли, тоже мало приятного. Макаров — ладно, всё равно «Кедр» лучше.
— Достаточно, — произнесла Стикс. — Подойди ко мне, смертный.
Подхожу к трону и поднимаю взгляд на богиню.
— Ты либо глуп, либо очень нагл, смертный, — сообщила мне она. — Зачем ты пришёл ко мне?
— Просить, — ответил я.
— Время идёт, люди не меняются, — бесстрастно изрекла Стикс. — Подойди поближе и дай мне свою руку.
Я взошёл к трону и протянул руку.
Богиня медленно опустила взгляд на свою левую руку и будто бы усомнилась в том, что может её поднять. Но затем рука поднялась и медленно опустилась на мою.
Ну и лапища у неё... Как три моих, если не больше. Титанида, что тут сказать?