Зловонючая долина
Шрифт:
— СИПИН! — заорал я, и, не дождавшись ответа, рявкнул: — Не смей отключаться, скотина! Что нам делать?!
— Бежать, Вано! Бежать! — закричал позади меня Мелкий. — А-а-а-а!
В какой-то момент тень стала особенно густой, а жаром дохнуло так, что у меня волосы на голове и в бороде стали сворачиваться. А потом снова стало светлее, а гул и грохот начали удаляться.
И я даже оглянулся назад, цепко хватаясь за бортик фургона.
Но только лишь для того, чтобы увидеть, как огромная, совершенно бесформенная чушка,
Прямо в том месте, где мы совсем недавно ночевали.
Её бесконечные стены перекрывали восходящее солнце, устремляясь ввысь. Её длина была такова, что она буквально перегораживала всю долину.
С треском, скрежетом и оглушительным грохотом сегмент станции взбунтовавшихся СИПИНов улёгся на землю.
Именно улёгся, хотя сделал это так резко, что мы все — фургоны, баги, люди — подскочили, будто на кочке. А позади стеной встала пыль и земля, поднятые в воздух.
Но сегмент станции именно приземлился!..
Пусть он и продолжал ломаться, пусть сминались его высоченные борта, а вниз сыпались какие-то составные части, но он — не упал. Он именно сел, приземлился. И вся эта масса металлов и каких-то неизвестных материалов выдержала приземление!..
А мы продолжали лететь прочь, под грохот и вой ветра, спасаясь от настигающей нас волны пыли и жара.
— Я не хочу умирать! — истерично вскрикнул кто-то из бойцов.
— Тебя клонируют, придурок! — так же громко, криком, ответили ему.
И всё равно было страшно… Даже зная, что окончательная смерть тебе не грозит, страшно смотреть, как она приближается. Рядом пролетел и ударился в землю булыжник, потом ещё один… Затем чуть поодаль приземлилось что-то покрупнее.
— Туда! За уступ! — я толкнул в плечо отца Фёдора, указывая на замеченное укрытие. — Скорее!!!
А на нас уже обрушился град из мелких камней и земли… Закричали первые пострадавшие. Я тоже получил камешком по голове и теперь старательно прикрывал руками голову. Если мне сломает ногу или руку — это некритично. А вот если мне проломит череп, я окажусь в Алтарном, фактически бросив своих людей.
Один из крупных камней всё-таки приземлился на какую-то из телег, и оттуда послышались крики боли, едва различимые за шумом. А потом наша процессия влетела на склон, прикрытый обрывом уступа от разыгравшейся трагедии.
А ещё спустя несколько секунд накатила волна воздуха и пыли…
— Под телеги… Кха!.. Кха!.. — попытался закричать Пилгрим, но закашлялся и закончил почти шёпотом: — Вниз, ять!..
Честно говоря, не помню, как оказался под фургоном… И как у меня в руках оказались Кэт и Русый с жалобно выпученными глазами… Увы, ни баги, ни извозчики себе такого позволить не могли. И пока бойцы укрывались под прочными кузовами, отец Фёдор со своими людьми пытались удержать на месте паникующих животных.
Где-то вдалеке, на северо-востоке, ярко полыхнуло.
В какой-то момент я попытался протереть глаза, но… Зря, в общем. Теперь у меня по лицу сплошным потоком лились слёзы, и я почти ничего не видел. А боль терзала такая, что хоть пулю в лоб пускай. И это при том, что дышать приходилось через майку, и натянута она была по самый нос.
Прекратилось всё почти так же внезапно, как началось. Стих ветер, отступил пламенный жар, а с неба перестали падать камни. И даже пыль унесло куда-то дальше. Я плеснул себе на лицо воды из фляги, а потом быстро промыл глаза и глянул на северо-восток.
Над белоснежными вершинами гор в небо поднимался гриб взрыва. Я не видел его целиком — только шляпку. Но почему-то был уверен, что у него форма гриба. Слишком уж сильно там полыхнуло, чтобы поднятая с земли порода не достигла более высоких слоёв атмосферы.
В какой-то момент мне показалось, что это всё мне просто снится… Но, к сожалению, это был не сон.
Сквозь гул уходящей прочь взрывной волны, сквозь стоны и крики людей, сквозь рёв багов отчётливо доносился скрип металла. И грохот каких-то частей конструкции, перегородившей систему долин.
Встав, я помог вылезти Русому и Кэт, а затем оглядел потрёпанный отряд.
Три тела — один извозчик, один баг и один боец, и все они явно больше не поднимутся. Только в Алтарном.
Возницы и отец Фёдор стоят, ошарашенно озираясь по сторонам и поглаживая испуганных багов по массивным лбам.
Десяток тяжело раненых стонет на земле, а из-под фургонов выбираются остатки бойцов. Те, кто ещё может стоять на ногах.
А из-за края промоины поднимаются столбы дыма, сливаясь в одно огромное облако, закрывающее полнеба.
Но я понимал, что надо увидеть всё своими глазами. Поэтому решил вскарабкаться наверх — к краю промоины, в которой мы укрылись.
И, забравшись, застыл в немом изумлении.
Наверное, то, что я испытал, нельзя было назвать даже ужасом. Это было полное опустошение. Все эмоции будто сдуло прошедшей волной от удара куска станции о землю.
Да, они приземлились. Да, они контролировали процесс.
Но станция не была приспособлена для посадки. Особенно в горах. Её некогда высокие борта, достигавшие каких-то исполинских размеров, смялись. Нижняя часть превратилась в кусок спрессованных материалов. Повсюду виднелись языки пламени…
И всё же станция была огромна! До сих пор! Она вздымалась ввысь, к небесам — километра, наверно, на полтора.
А ещё она обладала поразительной живучестью. Потому что на её обшивке, как маленькие грозные муравьи, суетились роботы.