«Злой город»
Шрифт:
– Я больше не буду самовольничать.
Как выбрались к своему стану, закончив волчий концерт, не помню. Только там я поняла, как устала и замерзла от лежания в снегу. А еще – как боялась.
Вятич проследил, чтобы я развесила мокрый тулуп у костра, заставил надеть чью-то большую шубу и устроил отдыхать:
– Спи до рассвета, уже немного осталось.
– А ты?
Неужели еще пойдет? Тогда и я тоже.
– И я посплю, завтра трудный день.
Мы устроились у костра. Я невольно привалилась к плечу Вятича, он пересел, чтобы мне было удобнее, пристроил мою голову и притих. И мне вдруг стало рядом с ним
Впадая в дрему, я попыталась сообразить, сколько ему лет.
– Вятич… а сколько тебе лет?
– Спи!
Один из дружинников заметил:
– Хороший мальчонка у тебя. Носишься ты с ним, точно с девкой красной.
– Ему в Рязани досталось, всех убили, а он среди трупов три дня пролежал.
– Охти! – откликнулись слышавшие. – И не сбег? Тебя, что ли, ждал?
Мне хотелось сказать, что Коловрата, но язык не слушался. Ответил Вятич:
– Дружину черниговскую.
Я подумала, что правильно, ведь о Коловрате я знать не могла, а рассказывать здесь о моих закидонах с памятью о будущем ни к чему, и так то визг, то волчий вой… Не дай бог коситься станут.
К утру разведчики сообщили, что обоз основательно потрепан, напали волки, видно, началась паника и часть саней просто перевернута, что-то сгорело.
– Вятич, это мы такой шорох навели или настоящие волки?
– Настоящие, но созвали их мы.
Евпатий кивнул:
– Молодцы, хорошо постарались… Ну и нам пора, им нельзя давать продыху! Обоз разбить сегодня полностью, и если сможем – догнать остальных.
Мне очень хотелось сказать, что остальных тысяч сто пятьдесят, но промолчала, какая разница, пятьдесят или сто пятьдесят? И вдруг вспомнила своих вчерашних убитых. Вятич сказал десяток да плюс в Рязани двое… На одну выходило вполне прилично.
– О чем задумалась?
– Считаю, скольких убила.
Вятич кивнул:
– Много. Молодец. Только головой крути получше, я могу не успеть.
Это же подтвердил и тот самый боярин, что вчера убеждал Евпатия мчаться сразу в Коломну:
– А парнишка у тебя молодец, ловко лошадей бьет. Верно, коли с хозяином справиться трудно, так хоть лошадь покалечь. Где и взял такого?
Вятич почему-то лишь буркнул: «Племянник» – и снова потащил меня в сторону.
Я почуяла неладное.
– Вятич, кто это?
– Боярин Андрей Юрьевич Сивый.
Глаза сотника смотрели почти с вызовом. Я подавилась куском, который жевала.
– Сказать ему, кто ты?
– Нет! Сдурел?!
– Тогда старайся не попадаться на глаза, ты на Анею похожа, может сообразить.
– Ладно… А как он сюда попал?
– Князь Роман от Коломны его отправил Евпатию на перехват, чтобы если не успеет под Рязань, так не попался прямо Батыю. Андрей Юрьевич со своей сотней встретил Евпатия загодя, но к Рязани уже, конечно, не успели.
– А… Роман Ингваревич там?
– Там.
Глава 2
И снова мы налетали, снова был бой, снова вокруг кричали люди, ржали кони,
Здесь сказалась разница в отношении к лошади у русских и у монголов. Для монгола самый лучший конь русских дружин имел ценность только как мясо, и чем больше их будет убито, тем лучше. Причем выгода двойная – и воин превращался в пешего, и мясо для ужина появлялось. Это русские не ели конины, а для монголов она любимое лакомство, потому убитые кони просто подарок. Ни одна лошадь русских, какой бы сильной ни была, не способна выдержать ордынское обращение, она не сможет раскопать снег и выбить копытами из-подо льда сухие прошлогодние травинки, ее надо кормить, ковать, ей нужна крыша над головой… То ли дело мохнатые неприхотливые монгольские лошадки, которые корм добывали себе сами, да еще и людей насыщали то молоком, то кровью.
Поэтому татары били наших коней, не раздумывая, а у наших рука не поднималась. Зато поднималась у меня. Мысленно попросив прощения у всех лошадей мира, а тем более у тех, кого прирежу или покалечу, я резала и резала. Вот к этому монголы были не приучены, и первые два дня я просто жировала, любуясь своей «работой».
Вечером мне пришло в голову объяснить эту разницу Вятичу, чтобы тот, в свою очередь, объяснил Евпатию Коловрату. Пусть все знают, что своих коней надо беречь, а татарских резать. Сотник выслушал меня внимательно, коротко кивнул и действительно отправился к боярину. Что уж он там говорил, не знаю, только когда вернулся, объяснил, что лучникам дано задание тоже бить сначала по крупам лошадей.
– Вятич, а если заранее залечь так, как мы вчера, но с луками и побить коней?
– Только без тебя!
– Тогда и ты не пойдешь.
Сотник несколько мгновений смотрел мне в лицо и устало кивнул:
– Хорошо.
В тот день мы буквально распотрошили обоз, освободили всех пленных, хотя и не были уверены, что они дойдут до дома. Переломали кучу саней, отпустили всех коней, и своих, и татарских… много чего сожгли, потому как никуда это не денешь.
Конечно, это был не весь обоз, только задняя его часть, но ведь побили же! Бросившуюся откуда-то спереди на подмогу сотню тоже разбили.
Коловрат усмехнулся:
– Теперь ждать гостей оттуда… – он махнул рукой в сторону, куда по Оке ушло войско Батыя.
Всю ночь разворачивали остатки обозных саней, загораживая стрежень реки почти от берега до берега. Зачем-то заложили несколько больших костров, расположив их от саней до самой кромки. Я вдруг сообразила, если завтра подойдет конница, то эти костры не позволят ей прорваться по берегу к нам. Умно… А еще рубили лунки и ставили в них огромные затесанные лесины. А это зачем? Вятич объяснил:
– Надолбы. К утру вмерзнут, на них много всадников погибнуть может.
Но это оказалось не все, с рассветом на льду позади распотрошенного обоза осталась только часть дружины, а две другие, в том числе и наша, скользнули лесом, ведя коней в поводу, вдоль обоих берегов. А по льду подтащили еще сани, навалили с обоих берегов, оставляя не слишком широкий проход. Все словно бы и случайно, но стрежень реки сильно сузили…
У наших всех луки и самострелы, а у меня? Я что, буду просто наблюдать? Вятич в ответ на вопрос покачал головой: