Злой среди чужих

Филимонов Олег Анатольевич

– Что за песня такая? Мелодичная… – навострил уши Жак.

– Тоже из русского народного… почти, – пояснил я и еще раз спел ее уже по-французски.

Часть своего репертуара я еще во время службы в Легионе на французский перевел. А некоторые песни и на английский.

– Странные вы, русские, – задумчиво протянул шериф.

– Уж какие есть. Вот, кстати, еще в тему:

Мне бы дьявола коня да плеточку заветную.И тогда искать меня в поле не советую!

Бедолага

Гарретт посмотрел на меня так, как будто я уже собирался взлететь в седло и, забив на все договоренности, нахлестывая коня, скрыться в неизвестном направлении – ищи ветра в поле!..

Может, ему для успокоения «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!» исполнить? Нет, не стоит, наверное, – там ведь и такие строчки есть:

Жалко только волю во широком поле.Жалко шашку востру да буланого коня…

Что, если они у него с предыдущей песней сопоставятся?

Все! Продолжать знакомить шерифа с русской культурной традицией я посчитал излишним.

Коня мне подобрали (пусть не совсем коня, но мне так называть удобнее), однако и тут не обошлось без сюрпризов. Для начала выяснилось следующее: морпуса можно было взять напрокат, но тогда это будет далеко не лучшая скотинка, или купить. Подумав, я предпочел последнее – транспорт желательно иметь свой собственный. К тому же, если прокатный издохнет, выплатить его стоимость все равно придется.

Этим дело не ограничивалось, мне предложили выбрать вариант покупки: насовсем или с возможностью последующей перепродажи. Вот тут я и подвис, не понимая, что это может значить. Мне объяснили.

Оказалось, что, модифицируя морпусов, дорги заложили возможность их искусственного импринтинга, то есть привязки к хозяину. Такого перепродать уже не удастся. Если он потеряет хозяина, то к другому человеку привыкнуть не сможет, да и оседлать себя не даст.

Оставшимся без хозяев мустангам было два пути: либо в табун (если оказывался выдающихся статей), либо на скотобойню. Но чаще они дичали, или их отпускали на волю специально – улучшать породу диких мустангов. Со временем и те должны были унаследовать нужные людям характеристики (про доминантные гены уже упоминалось) – поезжай в прерию и лови себе коня под седло. Но это дело далекого будущего…

Зато после привязки морпусы становились вернее любой собаки, кстати, и команд понимали больше – около ста.

После подробных пояснений я остановился на варианте с импринтингом – конь нужен верный! А зачем такого продавать? Вот если потом заводные лошади [55] потребуются – стоит без привязки обойтись.

Выбор мустанга начался не с него – сначала специалист придирчиво осмотрел меня. После этого мы прошли в дом, где меня взвесили, затем подогнали мустанга и заставили прокатиться. А потом Жак просто указал на парочку тех, кто, по его мнению, подойдет.

55

Здесь

и далее, для морпусов иногда будут применяться определения «лошадь» и «конь».

– Выбирай.

Мне приглянулся здоровенный жеребец, который как раз в этот момент задавал трепку другому мустангу. И цвет хороший – немаркий, даже местами маскировочный… то есть масть, я хотел сказать, гнедая… с зеленцой. В него я и ткнул.

– Этого хочу.

– Смотри сам, но предупреждаю – он злобный.

– Так импринтинг же?

– На характер это не влияет – проблем может доставить. Хотя тебя, конечно, не тронет.

– Ничего, я тоже не слишком добрый, общий язык найдем.

«Злобный – это даже хорошо, – подумалось мне, – как раз такой и нужен, боевого коня буду воспитывать».

Жак взял лассо и отправился на пастбище отлавливать мустанга. Отважный человек! Ладно морпусы, он их выращивает и знает, как обращаться, но ведь у него тут и такие твари, как бандикоты, шныряют.

Однако беспокоился я зря – поимка животного прошла без эксцессов. Приведя мустанга с пастбища, Жак завел его в стойло, вытащил из сумочки на боку похожий на пистолет шприц-инъектор и кольнул коня в шею. Тот беспокойно переступил с ноги на ногу, а потом всхрапнул и плавно завалился на бок.

– Снотворное, – пояснил ранчеро. – Минут пятнадцать спать будет.

Затем он поменял в инъекторе ампулу и уколол лежащего морпуса еще раз.

– Все, процесс пошел, – обратился он ко мне. – Мы пойдем, а ты здесь сиди. Поглаживай. Когда очнется, он первым тебя должен увидеть – тогда привязка окончательно сработает. Дашь ему. – Жак протянул мне кусок вяленого мяса. Вот так вот – вместо морковки… – И постоянно говори что-нибудь. Лучше всего сразу кличку ему придумай.

Мустангер и шериф ушли, а я остался гладить спящего морпуса.

– И как же тебя назвать? – Выбор имени – дело ответственное, а в голове мелькало только что-то вроде: «Боливар не выдержит двоих».

К моменту, когда морпус зашевелился и начал приходить в себя, имя я все-таки измыслил и теперь с удвоенной силой наглаживал зверюгу, как заведенный повторяя:

– Буян, хороший! – Может, и не слишком оригинально, но кличка подходящая и с историей. Еще в детстве фильм «Смелые люди» на меня большое впечатление произвел. Там геройского коня так звали.

По телу животного прошла дрожь, и на меня уставился большой карий глаз. Потом мустанг встряхнул головой и вскочил на ноги. Я тоже поднялся.

Ко мне, обнюхивая, потянулась конская морда.

– Эй, я несъедобный. – На всякий случай предупредил я и постучал его кулаком по лбу. – На вот, похавай. – Я сунул мустангу мясо. – Извини за мой французский. Не знаю, как тебя учили, но теперь мы исключительно по-русски общаться будем. Привыкай.

Еще минут двадцать мы налаживали отношения. Я чесал мустанга за ухом и доводил до него текущую политику партии. Он, тычась в меня носом, благосклонно внимал.