Злой волк
Шрифт:
Мужчина поблагодарил Леонию и протянул ей визитную карточку, которую она сунула в карман своего садового фартука.
– Может быть, вы все же вспомните что-то, что могло бы нам помочь, – сказал он и чуть тронул за плечо молодую женщину. – Пойдем, Майке.
Они вышли из усадьбы, и Леония смотрела им вслед, пока они не сели в машину с франкфуртскими номерами, которая стояла на одном из пяти парковочных мест перед пекарней. Потом она закрыла въездные ворота, задвинула засов и пошла в дом. Ей надо было срочно позвонить. Очень срочно. Нет, лучше не позвонить. Некоторое время она нерешительно стояла
Каю Остерманну потребовалось три часа, чтобы выяснить, что Килиан Ротемунд не состоял на учете ни в одном отделении полиции. После того как он был выпущен из заключения, он будто испарился. Он не получал денег от государства, как и государство от него. Номер мобильного телефона его общественного попечителя был неверным, при звонке на городской номер включался автоответчик, который сразу сообщал о невозможности оставить сообщение.
– Это здесь. – Пия остановила автомобиль перед стеклянной коробкой с плоской крышей и ухоженным палисадником. – Ораниенштрассе, 112.
Они вышли из машины и перешли на другую сторону улицы. Асфальт уже с утра был раскален до такой степени, что Пия почувствовала это даже через подошвы кроссовок. Перед двухъярусным гаражом стоял белоснежный внедорожник, значит, кто-то был дома. Кай в своих поисках Ротемунда наткнулся на его старый адрес в Бад-Зодене, и Боденштайн надеялся, что новые владельцы знали, что стало с прежним хозяином дома.
Пия нажала на звонок рядом с почтовым ящиком. Скромные инициалы К. Х. ничего не говорили о фамилии.
– Слушаю, – раздался голос из динамика.
– Уголовная полиция. Мы бы хотели с вами поговорить, – сказала Пия.
– Один момент.
Момент длился битых три минуты.
– Что так долго? – Пия сдула со лба прядь волос. Некоторые люди от любопытства сразу распахивают дверь, когда они звонят, у других визит уголовной полиции вызывает неясное чувство вины, и они оттягивают встречу.
– Может быть, они быстро пропускают через уничтожитель бумаг какие-нибудь компрометирующие документы, – ответил Боденштайн и усмехнулся. – Или выносят труп бабушки в подвал.
Пия бросила на него критический косой взгляд. Этот циничный юмор был не свойствен ему, как и его новая манера нерегулярно бриться и не носить галстуки. Без сомнения, Боденштайн изменился в последние недели и, как она считала, исключительно в лучшую сторону, так как было совсем непросто работать вместе с шефом, вечно пребывающим в подавленном и рассеянном состоянии.
– Очень весело. – Пия хотела уже позвонить еще раз, когда дверь открылась. В дверном проеме появилась женщина лет сорока пяти, стройная, как модель, и очень ухоженная. Но, несмотря на привлекательность, лицо ее выглядело изношенным. Начиная с сорока лет кожа нещадно мстила за изобилие солнечных лучей и недостаточное количество внутреннего жира.
– Я была в душе, – сказала она извиняющимся тоном и провела рукой по еще влажным темным волосам с мелированными светлыми прядями.
– Ничего страшного. Дождя, к счастью, нет. – Боденштайн предъявил ей свое удостоверение, представился и представил Пию. Женщина ответила
– Чем могу вам помочь?
– Госпожа?.. – начал Боденштайн.
– Хакшпиль. Бритта Хакшпиль, – ответила женщина.
– Спасибо. Фрау Хакшпиль, мы ищем бывшего жильца этого дома. Некоего Килиана Ротемунда.
Улыбка замерла на лице женщины. Она скрестила руки на груди и вздохнула. Вся ее поза говорила о сопротивлении.
– Почему меня это теперь не удивляет? – сказала она сквозь зубы. – Я не знаю…
Она замолчала, хотела что-то сказать, но передумала.
– Проходите. Моим соседям ни к чему знать, что опять приходила полиция.
Боденштайн и Пия вошли в застекленный холл. Казалось, что весь дом состоит преимущественно из стеклянных стен.
– Килиан Ротемунд мой бывший муж. Я развелась с ним, когда он был осужден. Это было в 2001 году, и с тех пор я его больше не видела. – Бритта Хакшпиль старалась сохранять внешнее хладнокровие, но внутри у нее все бушевало, это выдавали руки, которые скользили вверх и вниз по ее плечам. – Я считала для себя невозможным состоять в браке с педофилом. Мои дети тогда были еще маленькими, и после случившегося я часто задавалась вопросом, не посягала ли эта извращенная свинья и на них.
В ее голосе слышались отвращение и ненависть, которые не стихли и по прошествии девяти лет.
– То, что этот человек сделал мне, детям и моим родителям, просто невозможно представить. Омерзительное освещение произошедшего в средствах массовой информации было для нас кошмарным сном. Я не знаю, можете ли вы понять, насколько это унизительно и страшно, когда мужчина, которого вы, как вам казалось, прекрасно знаете, в одночасье превращается в детского насильника. – Она посмотрела на Пию, и та поняла, насколько глубока была ее рана. – Наши друзья от меня отвернулись, я чувствовала себя как невинно приговоренная к смерти. Я часто спрашивала себя, не было ли это моей виной. В течение трех лет я проходила лечение, так как чувствовала себя причастной к этому.
Близкие преступников часто испытывают это чувство вины, переносят на себя ответственность за то, что случилось. И ситуация усугубляется, если от них отворачиваются друзья и соседи. Пия могла себе представить, как ужасно, должно быть, неожиданно получить клеймо жены педофила и осознавать, что вся семья несет ответственность за деяния одного из ее членов.
– Почему вы не уехали отсюда? – спросила она.
– А куда? – у Бритты Хакшпиль вырвался безрадостный смех. – Дом еще не был полностью выкуплен, денег не было. При разводе, правда, я получила все, но когда мои родители перестали меня поддерживать в финансовом отношении, все рухнуло.
– Вы знаете, где сейчас живет ваш бывший муж? – поинтересовался Боденштайн.
– Нет. И не хочу знать. Суд наложил категорический запрет на посещение, кроме того, он не имеет права приближаться к детям. Если только он нарушит эти требования, он опять отправится туда, где ему место, – в тюрьму.
Сколько горечи! Пострадавшая, раны которой никогда не залечить.
К двухъярусному гаражу подъехал черный «БМВ» и остановился рядом с белым внедорожником. Из него вышли высокий мужчина с венцом седых волос, мальчик и светловолосая девочка.