Злые игры. Книга 3
Шрифт:
— Бог его знает. Но они предложили ему невероятно хорошие условия, а их собственный главный маклер ведет переговоры с «Лиманом».
— Ну что ж, может быть, он и честный, — вздохнула Шарлотта. — Возможно, он порядочный человек.
— Если бы он был порядочным, он бы не уходил.
— Это верно. А что твой отец обо всем этом думает?
— Он ничего не думает. Мой папочка не вмешивается. И раньше никогда ни во что не вмешивался. Понимаешь, ему осталось всего несколько лет до пенсии.
— Не очень-то хорошо говорить так о своем отце.
— Шарлотта, дорогая, мы в нашей семье не привыкли так пресмыкаться перед родителями ради карьеры, как ты.
Шарлотта
— Как ты смеешь! — Голос ее дрожал, но она уже ни на что не обращала внимания. — Как ты смеешь! Я ни перед кем не пресмыкаюсь ради карьеры, и да позволено мне будет сказать, Гейб Хоффман, что-то я не припоминаю, чтобы ты когда-нибудь отказывался от возможности работать в «Прэгерсе», идти тут по стопам своего отца, ради того чтобы самому начать все сначала. И если уж ты так осуждаешь семейственность, то почему бы тебе не пойти работать в «Лиман» или в «Первый бостонский»?! И на то место, которое ты сейчас занимаешь, тебя тоже привели вовсе не твои способности; я бы даже сказала, что твои способности сыграли наименьшую роль в том, что ты оказался в «Прэгерсе» на таком во всех отношениях приятном месте. Я ухожу, Гейб. Не знаю, зачем тебе вообще понадобилось со мной встречаться. На обычное человеческое желание увидеть меня все это как-то не похоже. Пожалуйста, дай мне знать, если услышишь еще что-нибудь насчет деда. А лучше всего сообщи это кому-нибудь другому. Тому, кто никак не связан с нашей семьей. Мне бы не хотелось, чтобы ты даже невольно способствовал семейственности Прэгеров!
Она повернулась и почти бегом бросилась к выходу; так же, почти бегом, выскочила и на Ганновер-сквер. Ей и самой было не очень понятно, что заставило ее среагировать так остро и резко; по-видимому, она просто забыла, каким грубым мог быть Гейб, как он умел задевать ее чувства. Шарлотта надеялась — но надеялась подсознательно, не отдавая себе в том отчета, — что Гейб в какой-то степени разделяет нынешние ее настроения и состояние, что ему тоже хочется с ней увидеться, что его по-настоящему волнуют и ее дела, и дела ее семьи и банка. К ставшей уже привычной боли на этот раз прибавилась уязвленная гордость. Быстрым шагом она направилась в сторону Уолл-стрит и Бродвея. Там можно будет поймать такси, она быстро доберется до дома и сегодня же поговорит с Бетси и Фредом. От этих мыслей ей стало лучше, ее задетое самолюбие несколько успокоилось. Уж Бетси-то с Фредом ее любят.
Она свернула на Нью-стрит и внезапно осознала, что здесь очень темно, нет ни души и что ее кто-то преследует. Какой-то высокий парень в кожаной куртке и вязаной шапочке слишком уж близко шел за ней по пятам. «О господи, Шарлотта, — подумала она, — опять у тебя начинается эта нью-йоркская паранойя. В Англии такая ситуация означала бы лишь одно: просто кто-то идет следом за тобой в том же направлении — и только».
Тем не менее она ускорила шаг — парень сделал то же самое. Теперь у нее появился страх; он возник где-то в животе и словно сковал ее изнутри, под мышками моментально вспотело. Она еще сильнее заторопилась, споткнулась и чуть не упала; парень продолжал преследовать ее буквально по пятам.
Шарлотта с трудом удержала равновесие и плотнее запахнулась в пальто.
— Эй, — послышалось сзади, — эй, леди, куда так торопимся?
Она не ответила и по-прежнему торопливо шла вперед; парень уже поравнялся с ней, он был высок, от него исходила явная опасность. Он взглянул на Шарлотту сверху вниз, глаза его в свете уличного фонаря как-то нехорошо блестели.
—
— Оставьте меня! — Она попыталась стряхнуть его руку, вырваться.
— Ах, вы англичаночка! — протянул он, передразнивая ее английский акцент. — И как там добрая старая Англия?
— Отлично, — ответила Шарлотта.
Она все еще продолжала идти вперед. Быть может, если ей удастся отвлечь его разговором, она сумеет добраться до Бродвея, а уж там будет в относительной безопасности.
— Это хорошо.
С ошеломившей ее резкостью и силой он вдруг втолкнул ее в ближайший подъезд. Она попыталась закричать, но парень зажал ей рот рукой. От руки у него чем-то воняло. Шарлотта завертела во все стороны головой, стараясь высвободиться.
— Пожалуйста, отпустите меня, — бормотала она в его руку. — У меня есть деньги. Пожалуйста, отпустите.
Он освободил ей рот, сдвинув руку на шею и таким образом прижав ее к стене. Другую руку запустил к ней в сумочку, вытащил бумажник и сунул его себе в карман.
— Отпустите, — просила Шарлотта. — Пожалуйста. Я никому ничего не скажу.
— Эй, — проговорил парень, — а ты вроде бы из этих, самых что ни на есть сливок общества, да? Мне всегда такие нравились. Я не тороплюсь. Совсем не тороплюсь. — Он по-прежнему давил ей на горло. Лицо его приблизилось; изо рта у него воняло, губы были слюнявые. Шарлотта коротко вскрикнула, но парень снова зажал ей рот, заставив замолчать. Теперь его свободная рука шарила у нее в кофточке, отыскивая грудь. Шарлотту охватила паника.
— Пожалуйста, не надо, — невнятно простонала она, — пожалуйста.
— Почему же, я хочу сделать тебе приятное, — ответил он и чуть отодвинулся от нее, ухмыляясь. Шарлотта, собрав все свои силы, ударила его коленкой в пах. — Ах ты, сука, — выругался он, однако достичь желаемого Шарлотте не удалось: хватка его нисколько не ослабела, наоборот, он с новой силой нажал ей на горло и опять запустил руку под пальто.
Она вся сжалась от ужаса и почувствовала, что словно куда-то проваливается; что не может ни думать, ни сопротивляться, ни даже испытывать страх; всю ее охватило лишь отвращение, отвращение и подступающая тошнота; и в тот самый момент, когда она уже была уверена, что у нее не осталось никакой надежды на спасение, в этот самый момент что-то вдруг оторвало от нее парня и кто-то, кто-то очень большой, сильный, яростно, свирепо сильный, швырнул парня на мостовую и принялся молотить его, приговаривая снова и снова ужасно знакомым голосом: «Ах ты, тварь поганая!» Голос этот принадлежал Гейбу;
Шарлотта продолжала стоять на том же самом месте и только молча смотрела, как Гейб отлупил парня, потом перевернул его на живот, связал ему сзади руки и вытащил у него из кармана ее бумажник.
Потом Гейб повернулся и посмотрел на нее, и на лице у него было написано только одно, одно-единственное чувство безграничной и нежной тревоги за нее.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она беспомощно кивнула.
— Он не…
— Нет. Он ничего не сделал. Честное слово.
Гейб легко, как бы играючи приподнял парня за волосы и стукнул его головой о мостовую.
— Сука ты глупая, — сказал он почти спокойно, будто продолжая начатый разговор. — Просто глупая сука. Ходить по этим улицам, как по какой-нибудь английской деревне! Пора бы уж и поумнеть.
— Гейб… — Шарлотта не верила своим ушам; как можно обращаться к ней подобным образом, да притом в тот момент, когда она настолько перепугана, когда ее только что чуть было не изнасиловали! — Гейб, как ты смеешь…