Злые песни Гийома дю Вентре : Прозаический комментарий к поэтической биографии.
Шрифт:
Как я талант свой глупый ненавижу!
Когда восторженно мне шепчут вслед
Забытые поклонниками дамы:
«Взгляни, ma chere,— Вентре! Ну да, тот самый…
Красавец, правда? но, увы, поэт!»
Или король потреплет по плечу:
«Любовник Муз!» — что делать мне? Молчу
Со стиснутыми в бешенстве зубами.
«Стихи, стихам, стихами, для стихов…»
Побрал бы черт всех этих знатоков!
Меня давно тошнит от них… стихами.
18
МОЙ
Маркизе Л.
Мне недоступен ход светил небесных —
Я тайны звездочетов не постиг.
И в черной магии я ни бельмеса,
И даже белых не читаю книг.
Гадать на пальцах — не в моей натуре.
И если вдруг подскажет гороскоп,
Что на Земле произойдет потоп,
Когда к Тельцу приблизится Меркурий,—
Не стану гоготать, как римский гусь,
Ни сна, ни аппетита не лишусь,
Не откажусь и от спиртных напитков:
Зачем считать созвездья в небесах?
На что мне тексты обветшалых свитков?
Свою судьбу прочту — в твоих глазах.
19
СИНЯЯ СТРАНА
Когда-нибудь, все брошу и уеду —
По свету Синюю страну искать,
Где нету ни солдат, ни людоедов,
Где никого не надо убивать.
Там не найдешь евангелий и библий,
И ни придворных нет, ни королей.
Попы там от безденежья погибли,
Зато Вентре в почете и Рабле.
Там в реках не вода течет, а вина;
На ветках — жареные каплуны
Висят, как яблоки… Париж покину,
Но не найду нигде такой страны!
А если б и нашел… вздыхаю с грустью:
Французов и ослов туда не пустят!
20
НАКАНУНЕ
Над Францией — предгрозовая тишь…
Что будет? Голод, мор, война, холера?
Над бездною качается Париж —
Так на волнах качается галера:
Уключин скрип, усталых весел всплеск,
И монотонно-горестное пенье
Галерников, прикованных к сиденьям,
И моря нестерпимо знойный блеск…
Надежды нет: с плавучею тюрьмой
Рабы навек повенчаны Судьбой
И с ней погибнут — нет пути иного!
…Вот так и я погибну, мой Париж:
Утонешь ли в крови или сгоришь —
Я телом и душой к тебе прикован!
ГЛАВА 1
– Сми-иррр-на-а! А-атставить разговорчики! Шичас буду называть хвамилие, кажный должен отвечать: имя-отсва, год рожденья, кем сужден, статья и срок, понял? Абрамов!
– Сергей Иванович. Тысяча девятьсот второй…
– Ну?
– Остального, виноват, не знаю.
– Телехенция,
– Ты шо — нерусский? Не помнишь, хто те срок дал?
– Я не был ни на каком суде. Мне неизвестно, судили ли меня заочно, а если судили, то кто именно. И срок мне неизвестен. Уверяю вас, не стал бы я…
– А-атставить разговорчики! Ув етапе у тя паморки отшибло. Слухай сюды и запоминай — сгодится, ще не раз спросють: Тройка, ка-ер, десять лет. Повтори.
– Тройка… Ка-эр… Де… десять… Десять?!
– Борисов!
– Иван Сергеевич, тысяча восемьсот девяносто пятый.
– Ну, давай дальше.
– Дальше не знаю.
– Должен знать: Тройка, ка-ер, десять лет.
– Какая тройка?
– Быкновенная. Ты шо — з луны свалился? Васильев!
– Николай Петрович, девятьсот девятый, ничего другого мне не докладывали.
– Ну, дык я те доложу: Тройка, ка-ер, червонец. Васин!
– Игнатий Фролыч, девяносто второй, э-э… Тройка?
– Ну!
– …Ка-эр?
– Ну?
– .Десять лет!
– Не-е, восемь. Хватит с тебя. Волков!
– (Пулеметом:) Ван-Ваныч, десятый, тройка, ка-эр? десять!
– О! А то — «не знаю, не знаю»! У нас енти номера не проходють. Востриков!
Теперь ответы сыплются горохом, с нарастанием какого-то веселья и радостного облегчения: наконец-то хоть что-то становится известным,— а как это много для человека, больше всего истомленного долгой, ох, какой долгой безвестностью!.. Ответы угадываются безошибочно — и в этом сказывается безошибочность произведенной сортировки: в этапе мы ехали еще вперемешку с «бытовиками» — и лишь изредка проводящий перекличку («поверку») поправляет: восемь. Восемь или десять — велика ли разница? Разве вечность бывает большей или меньшей?
«Тройка» — это мы слышали еще в Бутырках, это понятно. Не совсем понятно другое: «Ка-эр». Интересно, как оно пишется: «К.Р.» или, может, «К/р»? «Контрреволюционер»? — непохоже: слишком уж торжественно… «Капитальный ремонт»?.. «Крутой режим»?.. Так до сих пор я этого и не выяснил; по-моему, этого никто точно не знает. Хотя все знают, что, например, «КРД» означало контрреволюционную деятельность, «КРТД» соответственно еще и троцкистскую, а уж значение каждого из чуть ли не двух десятков пунктов статьи пятьдесят восьмой знали назубок, так сказать, «с пеленок» — с первых же недель за решеткой. Позже, уже на этапе, мы познакомились с другими любопытными звукосочетаниями — например, с изящным обозначением женщин и девочек, ехавших в параллельных с нами эшелонах,— «ЧСИР»: член семьи изменника родины. Это было понятно — не только в лингвистическом, но и в более широком смысле, поскольку было известно, что сын за отца не отвечает. Насчет дочери или жены никаких подобных установок не было, поэтому никто на сей счет претензий не выражал. А наше «Ка-эр» так и не привилось в быту — ни у нас, ни у тех, кто нас охранял,— так что те и другие пользовались общепонятным и более удобным уменьшительным: контрики. Контрик, оставь сорок — яснее ясного: уважаемый, соблаговолите уступить мне 40 процентов от вашей благоухающей самокрутки…