Змеелов в СССР
Шрифт:
И лишь, возвращаясь обратно к развалинам, я встретил сидевшую на камне пятнистую ящерку. Заметив меня, она юркнула в нору… и больше не показывалась. Вот и все. И ни одной змеи, ни одного змеиного следа, ни одной змеиной линьки — прозрачной, круглой, как трубочка, кожи, оставленной где-нибудь на кусте или в камнях.
«Так-то, друг мой, — остановившись, произнес я вслух самому себе. — Не везет и все, хоть ты лопни».
«А ты как хотел? — заговорил во мне кто-то другой, насмешливо-веселый, — пришел, увидел, победил? Во всяком случае, змеи не считают себя обязанными лежать где-нибудь
Все это верно. Но меня все больше охватывало сомнение: «А не надул ли меня, как приезжего лоха, тот старый врач, у которого я побывал в Мары? Послал меня сюда, на кудыкину гору, а сам, поди, ехидно посмеивается: пусть, мол, дурак порыщет по крепостям в поисках змей, которых здесь не было и нет».
«Во-первых, о людях нельзя так скверно думать, — строго урезонил я себя, — а, во-вторых, не надо падать духом. Будь настойчив, не жалей сил, ищи».
Но куда же мне направиться?
Дело в том, что крепостные стены со всех сторон заслоняли мне горизонт. Словно бы я угодил в какие-то лабиринты джинна. Поэтому вначале надо было отыскать высокое место и с него хорошенько оглядеться вокруг.
Так я и сделал.
По твердому пандусу я поднялся на пыльную площадку угловой башни, а отсюда по стрелковой галерее передвинулся влево. Частенько мне приходилось перелезать и перепрыгивать с камня на камень, чтобы продвигаться по этому хаосу узких проходов и трещин. Признаться, со стороны, я должно быть здорово смахивал на какого-то спятившего горного черта.
Все, достиг вершины старинной башни. Ухватившись руками за верх парапета, который был на уровне груди, я глянул вниз: до основания крепости было метров тридцать. Вдоль нее тянулся глубокий ров, наполненный темно-голубой спокойной водой, в котором белой ватой плавало отражение небесного облака.
Надобно сказать, что яркий солнечный свет Туркмении вонзался в мою сетчатку с такой силой, как будто кто-то пытался выжечь ее лазером. Причиняя физическую боль. Так что мне приходилось все время щурится, смотреть на мир через ресницы, изображая из себя китайца.
Потом медленным взглядом я обвел всю округу, и, признаюсь, был поражен удивительной картиной, внезапно открывшейся передо мной: я видел мертвый, без единой души город, тот самый знаменитый древний Мерв, который в средние века называли «Шахиджаном» — «Душой царей», «Матерью городов Хорасана», «Городом, на который опирается мир». На всем мусульманском востоке он славился тогда как блистательный культурный центр, славились его библиотеки, поэты и ученые.
Теперь же он был пуст, заброшен и погружен в печальную тишину. Вокруг ни души.
Что же все-таки осталось от былого Мерва — «Души царей»?
Насколько хватало глаз — повсюду виднелись странные на вид башни, замки, дворцы. Каких богов кумирни и чьи могилы — спросить некого. Одни из них были уже такие старые, оплывшие, раздавленные временем, что навсегда утратили первоначальный вид и красоту. Другие еще держались, гордо возносясь в небо, как бы бросая дерзкий вызов стихиям, силам зла, разрушения, самой вечности.
Именно так выглядел посередине одной старинной крепости (более старой и низкой, чем та, на которой я находился) местный древний
Эту роль в этих местах выполнял великолепный памятник средневекового зодчества, мавзолей султана Санджара.
Издалека я, естественно, не мог разглядеть его архитектурных деталей, но и отсюда, с крепости, можно было безошибочно судить о том, что это — грандиозное сооружение. Он состоял как бы из двух частей: высокого кубического основания и круглого барабана с выпуклым верхом. Мавзолей был устремлен в небо и рельефно выделялся своим желтоватым цветом на фоне чистой весенней лазури.
«Отличный ориентир! — подумал я об усыпальнице Санджара, — не даст мне заблудиться».
Так оно и было. Куда бы потом я ни уходил — мавзолей виден был отовсюду: словно он следил за мной и боялся потерять меня из виду.
Среди крепостей и холмов призрачно белели какие-то другие строения. Одни имели ребристые бока и были похожи на растянутую гармонь. (Позже я узнал, что это замки, дома-крепости). Другие напоминали высокие остроконечные шапки с наискось срезанным верхом — так выглядели мервские холодильники-яхтанги, куда зимой доверху набивали выпавший снег. Картина вырисовывалась неприятная и тоскливая.
Между руин лежали ровные поля, залитые зеленью трав. Рассекая эту зелень, с юга на север тянулись русла оросителей, поросшие желтым прошлогодним камышом. Дальше на горизонте виднелась пустыня — место загадок, сумрачное царство фантазии.
Я глядел на все это, и у меня невольно родилось такое ощущение, будто я, уехав за тысячи верст от родного дома, совершил удивительное путешествие во времени: из двадцать первого столетия перенесся в средние века и к ним не только можно прикоснуться взглядом, их можно потрогать руками.
Я несколько раз провел рукой по сухому шершавому верху парапета, сложенного из круто замешанной глины — пахсы. Южное солнце прокалило ее, превратив в камень. Стена дышала теплом. В ней, в этой глине, как бы материализовалась энергия и частица жизни тех, кто строил крепость и навсегда канул в вечность.
Постояв с полчаса на стене, я спустился по пандусу и вышел из цитадели в восточные ворота. Это были третьи по счету ворота, которые я прошел в тот день, и все они находились на одной линии.
Свой дальнейший маршрут я определил еще там, на стрелковой галерее — попытать охотничье счастье в одном из древних оросителей.
Найти ороситель не составило труда: он находился рядом. Дно канала было сухое. Видно, кроме дождей, в него давно не поступала влага. По этой же причине, очевидно, и заросли камыша в нем не были слишком густыми — канал просвечивался до самого дна.
Я спустился в ороситель и, осторожно раздвигая камыш, неловко двинулся вперед. Как заманчиво! Я явственно, на уровне биополя, ощущал вражду. Мое присутствие было лишним, я чему-то мешал. Да, общая вражда наступала на меня, на чужого. Я чему-то препятствовал.