Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Ты в доме моего отца, Аммара, спокойно ответил юноша. Он нашел тебя в заброшенном кишлаке, и спас тебе жизнь. Хузайфа, поставил пиалу на пол, и налил еще воды.
– А мой брат, испуганно спросил Зафир. Где он?
– Отец сказал, что нашел тебя, когда ты умирал. А рядом с тобой, был мертвый мальчик. Он похоронил его, и еще одно тело,- может это был твой родственник?
– Отец, прошептал Зафир, закрыв глаза.
– Он похоронил их, с грустью в голосе, сказал Хузайфа.
– Благодарю его, да продлит Аллах, дни его, тихо произнес Зафир, за доброту его. Зафир посмотрел на свои перевязанные руки, деревянные рогатины в углу, и, опустив взгляд, не увидел ног. Сердце
– Я хочу увидеть небо.
– Хорошо, кивнул, Хузайфа, откидывая в сторону одеяло. Пойдем.
Зафир осторожно посмотрел на свое тело, и увидел, словно чужие, совсем толстые ноги. "Неужели это мои ноги, подумал он. А может, тканей, так много намотали на них? Они такие большие. Руки сгибаются, и совсем не болят, подумал он. И совсем ничего не болит, улыбнулся Зафир." Хузайфа, медленно и осторожно помогал подняться Зафиру. Он поддерживал его, потом помог сесть, и, отдышавшись, стал поднимать за плечи, Зафира, на ноги. Боль, сильная, и молниеносная, пробила все тело Зафира, от ног, и ударила в голову. Зафир дернул головой, и ослаб, повиснув всем телом. Хузайфа, осторожно подхватил его, наклонился, и плавным движением, поднял его на руки. Он с трудом, протиснулся в узкий проем в стене, и вынес тело Зафира на улицу. Пройдя несколько шагов, он опустил его, под соломенный навес, подложив под голову халат. Затем он вернулся в дом, взял две пиалы, в одной из которых была черная жидкость, и, вернувшись к Зафиру, стал разматывать на его ногах ткани. Зафир поморщился от боли, и открыл глаза. "Небо, я вижу небо, какое оно красивое! подумал он. И дышать лучше, и болит...
– Ай, вдруг вскрикнул Зафир, скривившись.
– Терпи, сказал Хузайфа, взглянув на осунувшееся лицо Зафира. Надо мазать раны, или будет плохо, тяжело вздохнул Хузайфа.
Зафир приподнял голову, и увидел свою правую ногу. Она была толстой, и множество мелких порезов, разрывали кожу, по всей ноге. Он хотел поднять свою ногу, пошевелить пальцами, но как ни старался, у него не получалось. Разозлившись, он взглянул на вторую, и как можно громче сказал:
– Хузайфа, я не "слышу" своих ног! Отложив в сторону ткань, Хузайфа, пристально посмотрел в глаза Зафира, и тихо произнес:
– Аллах всемогущ, он даст тебе здоровье,- вот увидишь. Только ты, терпи.
– Я так не могу, вскрикнул Зафир. Я не хочу жить калекой! махнул рукой Зафир. Ты слышишь меня?
– Да, покорно склонив голову, ответил Хузайфа.
Подняв голову, он взял в руки пиалу с черной "жиделью", и, вылив немного на руку, стал втирать ее в раны, на ноге Зафира. "Снова боль, скривился Зафир. Уж лучше умереть достойно, думал в эту минуту Зафир, чем быть калекой, не способным прокормить себя, и семью. Зачем мне такая жизнь, заплакал Зафир". Помазав ноги Зафира, Хузайфа, снова обмотал их тканью и ушел в дом. Вернувшись через несколько минут, он улыбался, и держал в руке, две "рогатины". Протягивая их Зафиру, он с гордостью сказал:
– Это тебе, от меня, я сам выстрогал, что бы ты, смог ходить, улыбался Хузайфа. Я очень далеко ходил, что бы найти дерево, и нашел.
– Спасибо тебе, сказал Зафир. За заботу, и лечение...
– Зачем так говоришь, перебил его Хузайфа. Это помощь...
– Если сбился в пути, добавил Зафир. Так да?
– Да, кивнул Хузайфа.
– Тогда я поднимусь, улыбнулся Зафир.
– Да, ответил Хузайфа, помогая подняться.
Осторожно, опираясь на рогатины, Зафир, стоял сам, без помощи, и щурился под ласковым солнцем. Сначала, было больно, текли слезы. Потом, его глаза привыкли, и через несколько минут,
– Как тебя зовут, промолвил Зафир, улыбнувшись в ответ.
– Гасан, ответил мальчишка, покачивая головой. А тебя! глядя исподлобья, спросил он?
– Зафир.
– Хочешь, я принесу тебе хлеб?
– Хочу, кивнул Зафир.
– Я быстро, сказал мальчишка, и побежал через двор, к "тандыру".
– Это мой младший брат, усмехнулся Хузайфа, протягивая пиалу с водой.
– Попей.
– Спасибо, кивнул Зафир.
Он жевал вкусный, пахучий хлеб, и щурился под "родным" солнцем. "Как хорошо, что я живой, вдруг подумал он. В это небо, можно смотреть вечность, этим воздухом, надо дышать всю жизнь, думал он. Жаль отца, и брата, но так распорядился Аллах. Одним он дает жизнь на земле, у других отнимает, иным муки посылает. Хвала Аллаху, что дал мне жизнь, подумал Зафир, закрыв глаза".
– Шурави! Много шурави! кричал вдалеке юноша, кубарем спускаясь с горы. Впереди него, бежали, сгрудившись овцы, а он, размахивая руками, кричал, и бежал вниз.
– Что? вздрогнул всем телом Зафир, и повернувшись посмотрел на встревоженное выражение лица Хузайфа.
– Какие шурави? недоумевал Зафир.
– Да, "шурави" идут, плохо, протяжно произнес Хузайфа. Надо отцу сказать, повернулся Хузайфа, и поспешил в дом.
Женщины, услыхав голос юноши пастуха, сначала встали у "дувала" прислушиваясь, а затем, взяв в руки посуду, быстро ушли в дом.
Горная дорога.
На склоне горы, совершенно открыто, не прячась, стоял пожилой мужчина, с ружьем в руках. Он недолго всматривался в колонну бронетехники, скинул с плеча ружье, опустился на колено и прицелился. На минуту, колонна исчезла за поворотом, и когда показалась первая БМП, мужчина, не раздумывая, выстрелил, в сидящего на башне, светловолосого парня. Он увидел, его пуля попала в шею "неверному", он улыбнулся, и перезарядил ружье. Снова прицелился, только на этот раз, "шурави" как яблоки падали вниз, и расползались в стороны. Мужчина, улыбнулся, и взял на прицел, одного, что стоял и размахивал руками. Выстрел. И тот, что размахивал, рухнул как подкошенный на землю. Мужчина поднялся и выкрикнул:
– Смерть неверным!
И только тогда, в колонне заметили, откуда стреляли. Башня на БМП развернулась, и ствол изрыгнул пламя. Выстрел. А за ним, стали бить из всех стволов, матерно ругаясь, и прячась за "броню". Через несколько минут, ожесточенного огня, все стихло. От колонны отделились несколько солдат, и осторожно поднимались на склон. А колонна, ощетинившись горячими стволами, словно еж, томилась в ожидании на месте. Когда солдаты поднялись на склон, они растерялись. Перед ними, лежал одинокий, пожилой мужчина, залитый кровью, а в стороне, разбитое ружье.
– Вот гад, громко произнес, один из них, высокий, черноволосый парень, с пулеметом в руках. Один сука, а двоих наших пацанов убил. Сука! сквозь зубы, сказал он, подошел и пнул мертвое тело афганца.
– Готов!
– Я даже знаю, откуда он, негромко сказал второй, лысый, со шрамом на подбородке. Вон из того кишлака, сказал он, махнув головой.
– Точно, оттуда, прищурившись, сказал высокий, рассматривая вдали, кишлак.
– Ну, все, хана им, сплюнул третий, оглядываясь по сторонам.