Змеёныш
Шрифт:
Заточка поднялся на крыльцо, волоча два чемодана и рюкзачок с нарисованным на боковине улыбающимся Чеширским Котом. Услышав слова Оксаны, он ухмыльнулся и, цыкнув сквозь зубы, сплюнул на ступени.
— Это же Лесной Дом. Самое безопасное место в Зоне… ну, для тех, кто здесь живёт, ясное дело.
Оксана вздёрнула бровь.
— Безопасное? Вот спасибо! Этого мне и в интернате хватало. Туда не ходи, сюда не ходи… Папа, я надеюсь, здесь вы не будете меня за решёткой держать? А то я обижусь!
У Слона редко случалось, чтобы он не знал, что говорить.
— Ничего, всё решим, — невнятно проворчал он.
— Я думала, ты мне всё покажешь, — настаивала дочь.
— Тут любое твоё желание закон. — Слон брякнул первое, что пришло в голову, и неловко обнял её за плечи. — Пошли, расскажу, что здесь и как.
— Вот, правильно! — Оксана даже хлопнула в ладоши, радуясь, как ребёнок. Да она и была ребёнком — в свои семнадцать лет девушка не видела ничего, кроме закрытой частной школы, и хотя выглядела красивой зрелой девушкой, повзрослеть не успела. Она громко смеялась, когда ей было весело, и обижалась, если что-то её не устраивало, плакала, а могла и поколотить обидчика в случае чего — её не смущали такие мелочи, как уместность проявления чувств.
— Вещи наверх давай, — велел Слон порученцу, кренившемуся под весом чемоданов. Оксана уже сбежала с крыльца, и отец поспешил за ней. Заточка кивнул, пожирая девушку взглядом.
— Помогай давай, тефтеля, — сказал он. Колобок, флегматично покосившись на Заточку, отодвинул его плечом и затопал следом за девушкой. Заточка недовольно ощерился ему в спину, но Колобок, став телохранителем дочки хозяина, вышел из-под командования порученца, и тому пришлось самому волочь чемоданы с рюкзаком по винтовой лестнице.
Отбежав от крыльца на несколько шагов, Оксана обернулась, задрала голову.
— Ух ты! — воскликнула она, из-под ладони разглядывая бывшую водонапорную башню. — Большая она у тебя!
— Ну да. — Слон пожал плечами. — Не в маленькой же жить, не поместишься.
— А наверху пулемёт! Настоящий? — обрадовалась девушка и замахала часовому на крыше: — Эй, привет! У вас пулемёт стреляет?
Часовой неуверенно помахал в ответ и ничего не ответил — то ли не знал, как отвечать на столь странный вопрос, то ли не расслышал. Вместо него вразнобой загомонили сталкеры за столом:
— Ещё как стреляет! Бабахнет — всем кранты. Хочешь стрельнуть? Иди сюда, мы тебе дадим пистолет подержать!
Раскрасневшаяся от удовольствия Оксана подошла к сталкерам, протянула руку к сидящему ближе всех Игнату.
— Я Оксана, а вы? Сталкеры засмеялись.
— Игнат я, завхоз, — насупился Игнат, будто даже обидевшись.
— Ну так будем знакомы! — воскликнула Оксана, встряхнув заскорузлую ладонь старого сталкера. Вокруг опять засмеялись,
— Здесь наша кухня и столовая. — Он показал на здание рядом с бараком. Из дверей показалась Варвара с подносом, накрытым льняной салфеткой, от которого сильно пахло сдобой.
— Здравствуйте, тётя Варя! — радостно воскликнула девушка. — Мне папа о вас писал и Колобок рассказывал!
— Ох ты кровинушка моя бедная!
Кухарка, поставив поднос на стол, обняла Оксану. Она видела девушку впервые в жизни, но уже успела полюбить её всей душой — за то, что та такая молодая и красивая, по-детски живая, и за то, что она живёт без матери. Сердце кухарки содержало огромные, нерастраченные запасы нежности. Конечно, она заботилась о сталкерах, которых воспринимала как больших, шумных, непослушных детей, но ей нужен был настоящий ребёнок. После того как ушёл Змеёныш, Варвара вся извелась и даже немного похудела. И теперь, когда появилась Оксана, кухарка расцвела, а уж от обращения «тётя» мгновенно растаяла.
— Бедная моя девочка, ты голодная? От Кордона долго ехали, в дороге мужики и не додумаются покормить, — ворковала Варвара, обняв девушку и увлекая её за стол. — У меня и пирожки есть, напекла с утра и вот пироженко припасла, небось любишь сладкое?
Оксана засмеялась.
— Люблю, тётя Варя, я всё вкусное люблю!
— Так я принесу сейчас, — озаботилась Варвара и, пыхтя, устремилась на кухню, вытирая глаза углом фартука. Тут же позабыв и про неё, и про «пироженко», девушка села на лавку между сталкерами, которые немедленно очистили ей место.
Непосредственность и открытость девушки очень быстро завоевали Оксане всеобщую любовь. Слон хоть и был недоволен тем, что дочь осталась ужинать со сталкерами (в его кабинете был накрыт стол получше), однако возражать не стал и уселся на стул, который подошедший Заика поставил во главе стола. Несколько сталкеров удивлённо покосились на хозяина — он редко снисходил до того, чтобы сесть со всеми, — но взгляды их быстро вернулись к девушке. Позади Оксаны возник Колобок. Вытащив изо рта розовую жвачку, прилепил её к мочке уха, взял со стола пирожок побольше и стал со вкусом есть, неторопливо двигая мясистым подбородком. Заточка шагнул к хозяину.
— Всё сделал, — прошептал он, неотрывно глядя на Оксану. — Ну и дочка у тебя выросла — загляденье!
Слон покосился через плечо на помощника и процедил тихо:
— Губу закатай.
Заточка вздрогнул, как от пощёчины.
— Да ты чего? Я… да и в мыслях не было…
— Ага, рассказывай. Я не вижу, как слюни пускаешь?
— Да я… Просто… Хозяин, я ж для тебя стараюсь, ты знаешь, — вдруг брякнул он и, помрачнев, отвернулся. Чистое восхищение красотой и живостью девушки сменились обидой на Слона. У порученца действительно и мысли не было напрашиваться в зятья хозяину — просто в гниленькую, сумеречную душу Заточки заглянула первая в жизни влюблённость. И Слон оборвал чувство резко, грубо, оставив внутри неприятную пустоту.