Змеиное Солнце
Шрифт:
Ширам нахмурился, утрачивая от этого напоминания доброе расположение духа.
— Я буду думать, — буркнул он.
Рыжий жрец тайком вздохнул с облегчением, стараясь не глядеть на приближающуюся твердыню рода Афайя. Первая мысль, явно доставшаяся ему в наследство от нищего мальчишки, обитавшего на яблонях в чужом саду, была: немедленно сбежать. Войско накхов готовилось к походу — небывалому походу, которого еще не знала Аратта. Не то чтобы прежде Хасте не доводилось ходить с войсками, но он старался держаться в стороне от битв. Удавалось не всегда. И хотя каждый раз небо спасало его, он никогда не переоценивал себя.
Теперь
Пожелают ли его слушать? Не вызовет ли это раскола? Найдет ли он верные слова, чтобы грядущий поход в защиту законного наследника не превратился в обычный кровавый набег?
«Но если быть честным — какое мне дело до того, что накхи учинят в землях Аратты? — по привычке возражал он сам себе. — Разве Аратта когда-то была ко мне милостива? Когда б не прихоть Исвархи и доброта святейшего Тулума, я бы уже давным-давно был мертв! А если бы и выжил, наверняка бы бродяжничал, потешая народ на торжищах...»
Подумать только — он, бывший нищий сирота, доверенный лазутчик верховного жреца, вдруг стал одним из вершителей судеб страны!
Мост внезапно появился из-за поворота узкой тропы. Каких-то два каменных выступа — и перекинутые между ними хлипкие деревянные мостки, прогибающиеся под ногами воинов и копытами скакунов. Накхи спешились и, бросив поводья на руки ожидающих у моста коноводов, один за другим начали переходить мост. Хаста невольно вцепился в локоть Ширама и пошел за ним, прикрыв глаза, над ревущим в пропасти потоком.
— Мы провалимся... Вот сейчас точно провалимся... — бормотал он себе под нос, представляя, как мостки с треском ломаются и все, кто идет по ним, летят в заглушающую крики студеную воду.
— Едва ли, — раздался рядом насмешливый голос Ширама. — По крайней мере, на моей памяти такого не бывало.
От подобных утешений у Хасты и вовсе подкосились ноги. Саарсан подхватил его и потащил за собой, так что жрец едва поспевал за ним.
— Отдохни, ты утомился с дороги, — заботливо сказал Ширам, велев одному из поспешивших навстречу воинов проводить почтеннейшего советника в отведенные ему покои.
Признаться, эту продуваемую насквозь холодную каменную конуру даже не привыкший к роскоши Хаста с трудом мог назвать гостевыми покоями. Единственное, чего здесь было в избытке, — это оружие. Оно висело на каменных стенах со всех сторон: копья, боевые топоры, лунные косы, дротики, круглые щиты с чеканкой в виде нападающих змей... Под неизменным раскрашенным двенадцатиглавым змеем, стоящим на почетном возвышении, из черного смоляного камня торчал светлый, как месяц, клинок.
Посреди всего этого «великолепия» стояло нечто вроде длинного ящика, застланного, а вернее сказать, забросанного медвежьими и волчьими шкурами. Ничего больше здесь не было: оружие на стенах, алтарь, скрипучая лежанка и ветер, по-хозяйски гуляющий под сводом и подвывающий в бойницах.
Хасте не спалось. В какой-то миг ему начало казаться, что развешанное по стенам накхское великолепие тянется к нему, желая напиться его крови.
— Что я тут делаю? — шептал он себе под нос, крутясь с боку на бок под ворохом шкур. — Зачем
«Можно было бы сказать, что все порученное мне святейшим Тулумом уже выполнено, — раздумывал он. — Я добрался до Ширама, передал ему предложение о союзе и теперь со спокойным сердцем могу возвращаться в столицу. А дальше уже не мое дело. Будет война, и пусть Господь Солнце подарит победу достойнейшему... Но как-то глупо получится — побулькал, будто вода в котелке, и сбежал? Выкипел?»
Хаста тяжело вздохнул и зарылся глубже в шкуры.
«Завтра поутру вожди накхов прибудут сюда и, принеся жертвы своей матери-змеище, отправятся в поход. Сколько людской крови прольется почем зря! Я могу сделать, чтобы этой крови было меньше... Могу постоянно напоминать Шираму, что он воюет не против Аратты, а за справедливость. Он послушает меня...»
Жрец поглядел на воткнутый в смоляной камень меч, сияющий в темноте, словно молодой месяц.
«Ладно, будь что будет — останусь. Надеюсь, святейший Тулум будет мной доволен... Интересно, чем я так обидел Ширама, что он решил отдать меня на растерзание своей лютой сестрице?»
Тут ему снова припомнилась Айха — милая и нежная, с костями птиц, вплетенными в спутанные рыжие волосы. Он дал ей слово и должен его сдержать — иначе Исварха будет глух к прочим его словам. Но как и когда?
В задумчивости он прислушался к завываниям ветра, и они напомнили ему плач мохначихи, уезжавшей прочь от границ Аратты. Как и когда?..
Рев боевых труб вдалеке на миг заглушил ветер.
«Ну вот и все — саары ведут свои отряды. Быть может, завтра мы выступаем».
Глава 4Лесная засада
Носилки накренились и начали опрокидываться. Аюна вскинула руки, пытаясь хоть за что-то ухватиться, и наконец-то ей попался под руку ее лук. Царевна, ни о чем не думая, кинула стрелу на тетиву и выскочила из кренящихся носилок на землю. Она едва не упала, но все же ухитрилась встать на ноги — а когда выпрямилась, прямо перед ней возникла раскрашенная оскаленная бородатая морда, какая прежде не могла ей привидеться и в страшном сне. Аюна мгновенно натянула лук и выпустила стрелу. Тут ее с силой толкнули в плечо, и стрела свистнула мимо орущего разбойника. В следующий миг оружие вырвали из пальцев царевны. Жесткие руки схватили ее и грубо поволокли с дороги в лес без малейшего почтения к ее божественному происхождению.
Аюну охватило негодование. Даже Ширам, потерявший разум от ярости в тот памятный день, обошелся с ней более почтительно. Эти дикари обезумели! Они жестоко пожалеют!
— Отпустите! — закричала она, отчаянно вырываясь. — Вы знаете, кто я? Вас всех казнят!
Но никто ее не слушал. Откуда-то сзади неслись вопли ужаса и боли, звон оружия, топот, воинственные выкрики и треск кустов... Что за дерзкие разбойники? Должно быть, те самые лесные венды, о которых последние дни с опаской шептались служанки. Аюна когда-то видела в столице воинов вендской стражи — да, именно так они и выглядели. Длинные светлые волосы, белые и синие узоры на лицах, бороды, заплетенные в косы... Дикари, с которыми воевал Киран. Но он же победил их... Видимо, не всех?