Змеиные боги

Мягчило Лизавета

– Пожалуйста, Щек. Не заставляй меня видеть тебя таким, не заставляй!

Он её слышит. Замирает, с влажным хрустом выдирает загнутые клыки и поднимает на неё голову. Славик уже не сопротивляется, не пытается сбросить его – шумно дышит, прикрыв глаза, на коже бусины холодного пота – болевой шок взял своё.

– Ты не отвернулась от меня? – В его голосе удивление мешается с недоверием, будто маленький ребенок, недоверчиво принимающий обещание от ненадежного родителя.

Она быстро кивает. Размазывает по щекам слезы и снова тянется к нему, помогая сползти с Елизарова.

– Ты сможешь его вылечить? Он умирает. – В

голосе дрожат слезы, Смоль пытается взять себя в руки, но сегодняшний день к ней немилосерден. Сразу не выходит. Щек отрицательно качает головой и ей чудится в этом сожаление. Может просто хочется видеть его таким? Вместо этого полоз говорит:

– Ведьма наблюдает за нами от своего дома, я чую её силу. Как только я уйду, она спустится помочь. Слишком молодая, она не растеряла своей человечности.

– Чернава. – Облегчение почти сбивает её с ног, Катя быстро возвращается к потерявшему сознание Елизарову, дергает ремень штанов, чтобы плотно затянуть выше колена. Без сознания он кажется умиротворенным, просто спящим. Разглаживаются черты лица, будто и не было этого кровавого побоища, будто он не сделал ошибку, чуть не лишившую его жизни.

Полоз уже поднимается на ноги и привычно смотрит на неё сверху вниз, на лице бурые разводы крови. И Смоль сама тянет ему свою руку, пока он со стоном боли наклоняется за брошенным кольцом.

[1] «Золото дураков», малоценный минерал, очень похожий на золото.

Глава 16

Это было похоже на плохо спланированную попытку самоубийства – бежать к существу навстречу, когда все внутри колотилось от страха, умоляя повернуть назад. Навстречу скрюченным длинным когтям, неестественно тощему, но такому сильному телу. И глазам – голодным, выдающим в лесавке настоящего хищника. Почему она выбрала в жертвы Катю?

Тварь попыталась небрежно его перепрыгнуть, голодным взглядом глядя Смоль вслед. Оттолкнулась длинными ногами от земли и почти перемахнула через его голову. Глупо, наивно, разве можно было подумать, что он её пропустит? Бестужев неловко подпрыгнул вверх, выбрасывая руку с ножом к белому животу. Черная кровь хлынула в глаза, ослепила и они сбитым кубарем покатились по земле.

Верещавшая дочь леса брыкалась, пыталась остановить по инерции скользящее по траве тело, он и сам старался отскочить. Путаясь в собственных и чужих конечностях, Бестужев лягнул ту в раненный живот и пополз, у самой ноги щелкнули в пустоте опасно острые зубы, пустили по крови новую порцию адреналина.

Лесавка признала в нем опасного противника, наконец отвела взгляд от леса, в котором ещё слышался плач Смоль, перевела на него. Превосходно. Саша удобнее перехватил нож, пригнулся, шире расставляя ноги, устойчиво распределил вес. С этой поляны уйдет один из них, её небрежность давала ему фору. На голом животе зияла неглубокая рана, толчками выбрасывала дегтярную кровь. Но дева не обращала на неё никакого внимания, снова припала к земле. Рывок в левую сторону, она повела этот танец смерти. Резво, нахраписто, он едва успевал отмахиваться, реагировать.

Было глупо ожидать легкой победы, было странно вообще на неё надеяться. Лесавка подловила его на ошибке. Сбила с толку проклятой ворожбой. Распахнулись алые пухлые губы, радужка глаз принялась темнеть до тепло карего, она томно вздохнула. Заговорила. Господи, с её губ срывался Катин голос. Слова, которые

он должен был слушать на протяжении многих лет каждый день. Признание, за которое он был готов сражаться:

– Я люблю тебя, Сашенька… – Бестужев непроизвольно вздрагивает и сбивает шаг, запинается, неловко уходит в сторону нога. И гибкое тело сбивает его с места. Обвиваются вокруг пояса сильные тонкие ноги, сжимают ребра так, что слышится хруст, он кричит. Пальцы лесавки обхватывают руку с ножом, не позволяя замахнуться, снова ранить. Она остервенело бьет его пальцы о землю, изворачиваясь, чтобы вцепиться в горло. Убить безоружного. Тело реагирует быстрее испуганного мозга, взлетает свободная рука – ладонь плашмя лупит в челюсть хищницы и укус приходится на вывернутое плечо.

Мир вокруг пульсирует алой болью. Толчки глупого сердца гулкие, глушат, болезненно давят шумом на ушные перепонки.

Не сейчас, только бы продержаться, Катя не ушла далеко, Господи…

Он чувствует, как рвутся мышцы, существо сверху победно верещит, не разжимая зубов. Дергается всем телом, пытается отгрызть мешающую мышцу, добраться до вен, расправиться с противно сопротивляющейся жертвой. А Бестужев видит перед глазами заплаканное, обезображенное испугом лицо Смоль, капли крови на её бледной коже.

Лесавка в лесу не одна.

Он убил их. Он погубил каждого из ребят своей жадностью. Был бы иной исход, если бы Бестужев не запер люк в подвал, если бы девушек защищали два сильных парня?

Из груди вырвался болезненный крик, из последних сил он разжал пальцы, сжимающиеся на рукоятке ножа и перебросил его в другую сторону. В свободную левую руку. Чтобы вогнать лезвие в спину жмущей его к земле лесавки. С хрустом, напрягая руку, когда лезвие соскочило с костей позвоночника и податливо пошло глубже в тело. Выворачивая руку так, что судорогой свело кисть. Прокручивая нож в ране.

Тварь разжала зубы. С громким влажным хрустом выдрала их из ослабевающего тела и закричала, пытаясь отпрянуть.

Нет. Не должна. Руки обхватили нож, пригвождая орущее существо к себе. Если ему суждено умереть, она умрет следом, не сумеет догнать его Смоль.

Секунды растянулись в вечность, над головой шелестели листьями вековые дубы, на краю поляны лениво покачивала тонкими ветвями молодая сосна. Мир казался таким прекрасным, таким огромным и наполненным. И он отвлекался. Зажимал в руках слабеющее тело страшного существа из Нави, наблюдая за свободным полетом широко раскинувшего крылья луня. Стараясь услышать пение птиц, вместо рвущего перепонки визга.

Ему хотелось жить.

Хотелось видеть, как по лужам со звонким хохотом бегает ребятня, как, забористо матерясь, дед чинит свою дряхлую «ласточку», зыркая настороженным глазом на идущую за ним бабку, которая сорвала горло, но так и не дозвалась. Хотелось просыпаться и видеть рядом заспанное лицо Смоль с отпечатком подушки на щеке, растрепанные черные волосы. Приворот или нет – едино. Он так рьяно этого всего желал…

Бестужеву показалось, что прошла вечность. Вспыхнули и погасли мириады звезд, разорвалась и вновь соединилась воедино вселенная. Лесавка в руках затихла и он их разжал. Адреналин ещё шумел, гнал кровь по венам, он нашел в себе силы подняться. Выдернуть нож из безжизненного тела и пойти вперед. Шаг за шагом, едва волоча трясущиеся ноги, но зная: он не должен останавливаться, он должен продолжать идти.