Змеиный бог

Егоренков Алексей М.

— Вот как, — сказал Пепел. — Что ж, Пако тут интересовался, зачем я вам нужен. Кто из вас знает, что такое «шагающий понтон»?

На станции Трикси продала их обоих в рабство.

— Ты должен стать сильным, — прошептала она в ухо Джошуа напоследок. — Эти люди научат тебя, как жить в прерии.

— Я не хочу в прерию, — сказал он тогда, затравленно озираясь. — Я вырос в прерии. Я хочу с тобой, в город.

— Ты еще не готов, — сказала она.

— И когда я буду готов?

— Ты поймешь. Когда ты будешь готов, ты сможешь сам пойти

и разыскать меня. Если это твоя следующая мечта. Но сначала ты должен научиться выживать.

— ТЫ моя мечта! — чуть не заорал он. — Ты! Поняла? Ты! Ненавижу тебя!

Трикс положила тонкие пальцы ему на губы.

Потом поцеловала его, слегка укусив, и он понял, что не может разозлиться на нее по-настоящему. Даже за Камато. Даже за рабство. Тем более, что Лоуренс Майкл Мэй тоже ушел итальяшкам за скромную цифру, и скулил, а потом верещал как свинья. Джош не хотел, чтобы Трикси запомнила его таким.

— Как я тебя найду? — спросил он.

— Я скажу тебе мое настоящее имя.

Она склонилась к его уху и прошептала:

— Триксепочтекайотль.

И ушла. Он не видел ее шесть с небольшим лет.

— Ну, красавцы. — Прораб по имени Капо Марио обращался к ним так все годы службы. Он был неплохой мужик, хоть и черствый. Тогда, на самом первом их построении, он сказал: — Не расстраивайтесь. У них там, в Нью-Йорке, такие же условия, только помощник называется «клерк», а инженерная артель — «корпорация», а вместо тумаков язвы и нервы.

— Я хочу на свободу! — снова загорланил Лоуренс Майкл Мэй. Капо Марио сделал несколько ленивых шагов в его сторону, оправил потную рубаху и не без удовольствия засветил деревянной киянкой ему промеж глаз — крак!

— Увянь, — приказал он. Лоуренс Майкл увял. Капо Марио покряхтел и сказал: — Отлично. Теперь, красавцы, я расскажу вам кое-какие вещи, которые мои предки древние римляне добыли и изучили давным-давно, в Затонувшем Свете. В частности, один несговорчивый парень по кличке Архимед Сиракузский был известен среди них тем, что делал любопытные такие машины и краны из самых простых, самых подножных материалов, стволы деревьев, сосны, крючья. Мы с вами первым делом научимся строить такие же. Теперь, кто из вас знает, что такое «шагающий понтон»?

Позади на Т-образном каркасе из бревен закреплено по две пары железных бочек, вместо поплавков. На каждой едет стоя по одному пассажиру — бочки Ревущего Буйвола уравновешены камнями — Пако тяжелее. Они двое придают плоту устойчивость.

На вершине Т-образной конструкции едет слингер. В его руках — руль из двух продольно установленных поплавков, насаженных на бревна-ходули. Ходули двигаются раздельно; так, что поплавки-бочки могут отдельно шагать по каменным порогам, волоча плот за собой — поэтому такой понтон никогда не застрянет.

Всё это когда-то рассказал юным новобранцам-помощникам тип по имени Капо Марио, отличный мужик, хоть и любящий чрезмерное рукоприкладство.

БУММ! КРАК! Конструкция дала первую серьезную течь как раз тогда, когда долгожданная пристань была рядом. Очень большая удача — все

трое были совершенно измотаны, и каждому давно требовался основательный отдых.

Над лесом таинственно звенела полуденная мошкара. Осенний воздух был прохладен и неподвижен. Пока трое путников шагали сквозь осоку и мелкую скользкую грязь, погода испортилась окончательно. Вдали рокотал гром, в воздухе пахло грозой, а над чередой горных пиков в вышине уже сверкали первые молнии. Пепел до последнего пытался утащить с собой хотя бы бочку и пару бревен, на будущий плот, но раздавшаяся река вывернула у него из рук жалкие останки их трудов — вырвала и унесла вдаль, в серый неподвижный плёс, где над ровной водяной гладью кружили стрекозы и носились низкие предгрозовые ласточки.

Прямо впереди виднелось целое поселение, поляна с местом для костра и пять больших старых шалашей полукругом.

— Пусто. Давно покинуто, — сказал Пепел. — Не нравится мне это.

— Тебе, слингер, всё не нравится, — сказал Пако. Он позвал: — Слышь, дон Пендехо, вон жабы квакают. Жратва.

— Нельзя, дон тио Рамирес, — ответил Ревущий Буйвол из камышей по соседству. — Лягушек нельзя есть, они ядовитые.

— Да шучу я, балда, — сказал торговец. Он прошелся мимо шалашей, заглянул в каждый и добавил: — Мне лично всё нравится. Я вот в этом ночую.

Лагерь оказался таким же нищим и покинутым, как храмовый навес с бочками и сам храм. Пока мексиканец разводил огонь, Ревущий Буйвол и слингер обследовали каждое из скромных лиственных жилищ на предмет полезной добычи, но нашли только старый шахтерский заступ, несколько ржавых жестянок (в которых, впрочем, они закипятили чай из коры), да еще странную шарообразную конструкцию из хвороста, нечто вроде гнезда, внутри которого обнаружились кости и череп молодого козленка, собранные в небольшую пирамиду. Пеплу эта находка особенно не понравилась — не потому, что это были кости и череп, а из-за странной формы вязанки и особенно ее аптечного, йодистого запаха.

— Тут есть дикие звери. Почему ты не охотишься с ружьем, дон тио Рамирес? — спросил индеец. — Я ведь не могу каждый раз доставать для тебя еду. Ты должен учиться охотиться.

— Он не охотится, потому что патронов нет, — сказал Пепел, сам забираясь в пустой шалаш и вытягиваясь на прекрасном ароматном ковре из листьев и хвои. — Отчего, думаешь, он так затвором всё время щелкал? У него пусто в затворе. Я сосчитал.

— Спасибо тебе, слингер, — проворчал Пако в стороне. — У меня патронов нет, у тебя патронов нет. Теперь нас голыми руками брать можно.

— За себя я не волнуюсь, — ответил стрелок. — Меня не убьешь. Я же говорил.

— Вы оба такие странные люди, — сказал индеец.

И больше они не разговаривали. Под вечер Буйвол собрал несколько горстей кислых ягод, а торговец изжарил на костре пару больших древесных грибов, оказавшихся горькими, но сытными. После этого все трое, вяло отбиваясь от комаров, полезли устраиваться на ночь.

Ее лицо снова рядом.

— Твой конь, наверное, наступил на змею, — говорит Трикси. — Он нам больше не нужен. Он умирает. Можно, я убью его?