Змеиный мох
Шрифт:
– Ладно, дело твое. Мне эти ваши садо-мазо-игрища не понять. Я вот о чем. У меня на этого персонажа есть жирное досье. Уже года три коплю. Надеялся, Аркадий наконец поймет, какого гада пригрел, и даст команду «фас».
– Он дал. Я подтверждаю. Отдай Кире все, что у тебя есть.
– Океюшки, - он встал, застегнул пуговицу пиджака. – И вот что… имей в виду, вы так громко орали, даже у меня в кабинете было слышно. Не детали, но суть. А уж в приемной… Так что стаффу будет чем в зубах поковырять в ближайшее время.
Я стиснул челюсти, и голова взорвалась новым приступом боли.
–
– Ну?
– Если ты надеешься как-то это уладить… с Надей, не дави на нее. Она упертая до ужаса.
– Это я понял.
– На самотек не пускай, но и не дави.
– Вот как бы нащупать ту грань между «не пускай на самотек» и «не дави»?
– я потер виски, под которыми черти лупили молотами по наковальням.
– Твоя игра, подполковник, тебе и карты в руки, - Слава пожал плечами и открыл дверь.
Вечером, собираясь домой, я зашел в туалет и нос к носу столкнулся с Лисицыным, мывшим руки. Встал рядом, включил воду, и наши взгляды встретились в зеркале.
Когда мне было лет четырнадцать и мы уже жили в Кёниге, отец дал несколько уроков жизни на темной стороне. Каратэ я тогда только начал заниматься, а ходить домой приходилось поздно вечером, не самыми благополучными кварталами.
«Запомни, День, если есть шанс ограничить все словами, смотри в глаза и представляй себя волком, который готов вцепиться в глотку и разорвать. Очень живо и ярко представляй, как разрываешь зубами кожу, как хрустят хрящи, почувствуй вкус и запах крови. И если чем-то угрожаешь, представляй, что делаешь это. Как будто уже много раз делал. Это та сила и уверенность, которая пугает больше, чем бестолковая мельтешня руками».
Я представил – и взгляд Лисицына в зеркале испуганно поплыл.
– Не дай бог ты к ней еще хоть раз подойдешь…
Даже уточнять не пришлось, что будет. Торопливо закрутив кран, он стряхнул воду с рук и вышел.
Да ты еще и трус до кучи. Эх, Надя, Надя, угораздило же тебя влюбиться в такую жалкую тварь. Хотя… если б люди любили только достойных, человеческий род давно бы перестал существовать.
Вернувшись домой, я походил по квартире взад-вперед и… отправил ей цветы. Девять темно-красных роз.
– На карточке что-то надо написать? – подтверждая заказ, уточнила девушка-оператор.
Я задумался.
«Прости меня»? Как-то… фальшиво?
– Нет, ничего не надо. И вот что, если дома никого не будет, пусть курьер оставит у соседей. На худой конец, на коврике у двери.
– Но… это не положено, - замялась девушка. – Ну ладно, передам.
Через час пришло сообщение.
«Больше не надо. Не вынуждай меня их выбрасывать».
Ага, значит, эти не выбросила. Иначе не стала бы писать. Уже хорошо. Больше и не буду… пока.
Дни тянулись, тянулись. Похожие один на другой, как две капли воды. Как две капли дождя, который шел, не прекращаясь: мелкий, тоскливый. Я спал по несколько часов. Чтобы выплеснуть напряжение, шел в спортзал или таскал железо дома. Пил кофе ведрами и курил по пачке в день. Пока не загадал: если брошу разом, все будет хорошо. Докурил последнюю –
Ехал на работу с мятным холодом под ложечкой, как школьник: встречу ее там. А потом обходил перевозки за километр, и были дни, когда мы ни разу не виделись. А если все-таки сталкивались, я здоровался и… шел мимо. Потому что ее взгляд говорил: даже не думай. Дважды вызывал к себе – вместе со Светланой. Все только по делу. Почти не глядя друг на друга. Но искрило между нами так, что становилось трудно дышать.
Разговоры… наверняка были. Мне их, разумеется, никто не передавал. Кира обожала посплетничать, но поскольку героем этих сплетен был я, пересказывать не рисковала. Алиса вела себя тише воды, ниже травы. При случайных встречах смотрела на меня с такой ненавистью, что, если бы взглядом можно было убить, я бы давно умер самой страшной смертью.
Впрочем, однажды парой слов я с ней все-таки перекинулся. Напомнил, что последний срок, когда я жду ее заявление по собственному, - восемнадцатое октября. Чтобы не думала, будто удастся все спустить на тормозах. И получил в ответ очередной ненавидящий взгляд.
Что касается Лисицына, Кире хватило всего нескольких дней, чтобы выкопать ему могилу. Я вызвал его и молча положил перед ним распечатку. Проглядев ее, он безропотно написал заявление. Вид у него при этом был такой убитый, как будто разом умерли все родные. Хотя нет, так он выглядел и до того. Узнал заранее? Или что-то другое?
– Так его ведь жена бортанула, - усмехнулась Кира, когда Андрей вышел. – Как веревочке не виться…
Тут она хотела что-то добавить, но посмотрела на меня и осеклась. И правильно сделала. Упоминать при мне Надю точно не стоило. Особенно учитывая, что в тот момент меня жрал острый приступ ревности. Ну вот, теперь он свободен – что, если?..
Я хотел верить, что это невозможно. Но, собственно, почему?
Кто я для нее? Откуда мне знать. Мы не выясняли отношений, ничего друг другу не обещали. Да, я влюблен в нее – но это мои личные трудности. Нас вообще ничего не связывает – кроме той ночи в Змеином мху.
И кроме того, что обоих тянет друг к другу.
=57
– Красота какая, - вздохнула Варежка, косясь на слегка подвядший букет в вазе.
– Чуть не выбросила. Ну нет, не так. Привезли без меня, отдали соседке. Я ей сказала, чтобы себе оставила. А потом… походила по комнате… пошла и забрала. Дура во всю голову.
– Да есть маленько, - согласилась она, запихивая в рот очередную конфету. – Лучше б не писала ему. Что делать-то будешь?
– Ничего, - буркнула я, старательно мешая в чашке кофе без сахара.
– Совсем-совсем ничего?
– У меня эта сука перед глазами целыми днями. Как посмотрю на нее, так и вспомню. Хочется убить. Но нельзя. Скорей бы эти две недели закончились. Сразу после дня рождения уеду в Сочи.
– Что там делать в октябре? Купаться уже холодно.
– Зато народу мало. Буду сидеть на буне и в море камешки кидать. И виноград есть.