Змей Горыныч
Шрифт:
– Но не забывай, что ты сдался киевским богатырям в плен под Новгородом. Если бы не я, тебя бы казнили вместе с остальными. Вольга колдунов в живых не оставлял никогда.
– Я был ранен, я не мог сражаться. Если бы не я, тебя бы убили прямо во время боя с киевскими богатырями, чтобы не отдавать тебя им живым. Я спас тебе жизнь, ты – мне. Мы ничего не должны друг другу.
– Но ты сдался, а я – нет, - вскрикнул Никита, и лицо Пафнутия на мгновение выразило испуг, - но я не виню тебя. Не нужно меня бояться. Ты поступил разумно, и я хочу, чтобы ты поступил так же и сейчас. Я ведь не бросил тебя тогда, я забрал тебя с собой, не смотря на возмущения моих товарищей, против воли Вольги. Помогал тебе, помог тебе устроиться в селе. Чего смеёшься? Как смог, так и помог, ты же
– Ты сохранил мне жизнь только для того, чтобы я смог защитить тебя от мести чародеев, против которых ты воевал, чтобы был твоими глазами и ушами, помощью против колдунов. А теперь ты просишь меня, чтобы я воевал против своих же родичей.
– Ты не будешь воевать, воевать буду только я и мои люди. Ты же будешь лишь советовать мне.
– Это почти тоже самое, что вести войну против них.
– Почти, да не тоже самое.
– А что, если я начну давать советы Змею?
– Меня ты знаешь много лет, а его совсем не знаешь. Ты не знаешь, что от него можно ожидать и можно ли на него положиться. Но если ты прав, и Змей знает дорогу к Калинову мосту, только мы с тобой сможем вытащить из его головы эту тайну. А уж если мы найдём дорогу к Калинову мосту….
– Что? – оживился Пафнутий, - уж не думаешь ли ты, Никитушка, провести богов и пройти через мост живым?
– Именно это я и задумал. Или ты не слышал о том, что Змей Горыныч владеет клинком Сорочинского мастера?
– И что? У доброй половины колдунов мечи Сорочинского мастера. С чего ты взял, что этот меч – Тот Самый?
– Что-то мне подсказывает, что это так. Не забывай, что я тоже чародей, хоть и не колдун, но какое-никакое чутьё, да имею. Так что, пойдёшь со мной, или останешься здесь прозябать?
– Поехали, чёрт с тобой. Всё ж лучше, чем торчать в этой клоаке Велеса.
– Хорошо, тогда готовься, по весне отправимся в Новгород.
– Куда? – встревожился Пафнутий, но богатырь уже вышел, закрыв за собой дверь.
Поначалу Никита совсем не говорил с Николой Северянином и выдерживал гордую паузу. Николай это понимал, и потому особо не навязывался. Рано или поздно им всё равно пришлось бы заговорить, и однажды это случилось, ещё в марте, до прибытия Бориса Шапкина с Василием Колчаном. Случилось это как-то само собой, Никита и Николай оказались за одним столом. Никита был слегка хмельной, и оттого у него было очень хорошее расположение духа.
– Значит, ты уже имел со Змеем дело?
– спрашивал Никита старого товарища, - неужели он и впрямь такой страшный?
– Самый жуткий оборотень из всех, которых я когда-либо встречал, - отвечал Николай, - он один стоит целого отряда.
– А зачем ему три головы?
– Я точно не знаю, хоть и много думал об этом. Он может смотреть на три
стороны, отбивать атаки с трёх сторон, в три стороны извергать огонь. Подкрасться к нему почти невозможно, а вот он отлично умеет подкрадываться, и его почти не слышно. Его любимая тактика – нападать ночью, когда все спят. Он так в одиночку перебил половину нашего войска.
– Хм, это очень странно, - поглаживал бороду Кожемяка, - оборотни ведь глупы и неуправляемы, поэтому оборотничество считается слабой волшбой. Оборотень не может совладать со своей животной стороной, и потому в образе зверя может причинить вред себе или своим же товарищам. Только с другими оборотнями он может ладить. Если он, конечно, действительно, оборотень.
– Вот именно, - согласился Николай, - никто не знает, что это за существо, и откуда у него такая сила.
– Да, главный вопрос только в том, зачем Симаргл дал ему эту такую силу? Чего он боится? Что это за вид чар, что позволяет волшебнику летать?
– Ты веришь во всю эту ересь? В Симаргла и других богов?
– удивился Николай.
– Когда-то ты и сам в это верил, забыл? Видно слишком долго ты жил среди христиан.
– Со временем плохое забывается, и вспоминается только хорошее. Я много делал глупостей в молодости, но приходит время, когда нужно забыть о глупостях и пойти по пути мудрости. Христианской мудрости.
–
Но Николай не ответил, а только резко изменился в лице, которое вдруг приобрело невероятно печальное выражение. И Северянин ушёл прочь, ничего не ответив.
А вскоре прибыл, наконец, и Борис Шапкин вместе с товарищами. Васька Колчан был с ними. Выглядел он каким-то помятым, потрёпанным жизнью, хоть, как и прежде носил длинный чуб и длинные свисающие усы, но теперь стал сутулиться, в волосах появилось не мало седых волос, а во взгляде боязливость и неуверенность. Прежде он был отменным стрелком, его стрелы были самыми меткими, его выстрелы были самыми быстрыми. Васька сам сделал себе лук, сам делал и стрелы, и летели они дальше прочих. Такой стрелок был просто незаменим в отряде. Но теперь у него не было ни лука, ни колчана со стрелами за плечами. После ухода из Новгорода Василий и впрямь связался с купцами. Он встретил своего дядьку-купца, а тот пристроил его к себе. Поначалу дела шли неплохо, Василий зажил весьма безбедно, побывал в разных местах. Но дядька его был уже не молод, и решил больше не плавать, взял себе молодую жену и осел в Тмутаракани, стал там заниматься ремеслом и торговлей, и прочими делами. Васька же продолжал плавать, и вскоре его постигла целая полоса неудач. Сначала на них напали разбойники и разграбили их суда. Васька бился с ними храбро, но силы были не равны. Колчан был ранен, едва выжил, и два месяца приходил в себя, а когда оклемался, оказалось, что у него ничего нет, даже до дома добраться не на что. Тогда стал занимать у купцов, чтобы вновь восстановиться, но дело всё не шло. Василий занимал снова, а потом прятался и старался не попадаться на глаза своим кредиторам. Но вечно так продолжаться не могло, он задолжал уже слишком многим, а отдавать было нечем. В результате купцы его схватили, избили и посадили под замок. Дело это было зимой, и Василий точно погиб бы от холода в полуземлянке, если бы Борис Шапкин вовремя не отыскал бы его. Но каким он застал Василия! Униженным, побитым, с кривым сломанным носом, презираемый всем городом и всей знатью, даже родной дядька не пришёл ему на помощь. Часть долгов Борис обещал отдать сразу по прибытии в Новгород, остальную часть обещал отдать после победы над Змеем Горынычем. Купцы долго не соглашались, пока один из них, по имени Зиновий, ни подал пример и ни дал своё согласие. Шибко купцы тогда не любили Горыныча, и отпустили Василия. Из всех людей Кожемяки Колчан был единственным, кто не был женат, и не имел своей семьи. По сути же, его товарищи и были его семьёй, и Василий был очень рад, что снова возвращается к ним, что он снова при деле. Ничто он не умел делать так хорошо, как воевать, а потому больше всех других он жалел о том, что в своё время ушёл с Никитой, а не остался в Новгороде. И вот теперь этот старый воин, потрёпанный жизнью, ехал верхом на коне, но смотрел уже не взглядом воина, а взглядом загнанного зверя. И Никита даже не сразу узнал его, а как узнал, поспешил заключить в объятия, едва тот слез с коня.
– Василий, ты ли это?
– обрадовался он, - живой!
– Я-то? Живой ещё, с божьей помощью.
– Ну что, погуляем ещё, друг мой? Прижмём проклятому Змею его шершавый хвост.
– Да с тобой я хоть на Змея, хоть на самого дьявола пойду. И на смерть пойду, лишь бы рядом с братьями. Эх, братцы, как же я скучал по вас.
И расчувствовался Василий, и принялся обнимать всех: и Сигвата, и Дьярви, и даже Николу Северянина. И вот стали они собираться в дорогу, и тут неожиданно перед ними возник колдун Пафнутий.
– Что этот чародей здесь делает? – возмутился Николай.
– Он едет с нами, - отвечал Никита, даже не поворачивая к нему головы.
– Ты в своём уме? Он же наш враг.
– Я ему доверяю, и беру его в своё войско. А тебе если что не нравится, можешь уходить, я тебя не держу.
– Да ладно, будет тебе, - успокаивал Николая Борис.
– Ты хочешь, чтобы нас прикончили в первом же бою? Мы теперь христианское войско, а не горстка разбойников. Василий, скажи хоть ты ему.