Змей Уроборос
Шрифт:
— Мой брат и все остальные не могут остаться с нами, — сказала дама. — Как только армия войдет в гавань, они сядут на корабли и уплывут в открытое море. Ты на самом деле решил ехать с ними?
— Да, я так решил, мадам, — ответил он. Она начала было спускаться на дорогу, ведущую в гавань, но Гро схватился за поводья и остановил ее. — Дорогая леди, — сказал он. — Все три последние ночи мне снился один и тот же сон, очень странный, и все его подробности предвещают тяжелые тревоги, страшную опасность, беспощадные беды и, увы, неизбежный итог. Поэтому думается мне что, если я уеду, ты в последний раз видишь мое лицо.
— Фи, милорд, — вскричала она, протягивая к нему руку, — ты слишком веришь в сны. Луна светила тебе в глаза, только и всего. Но, если нет, останься с нами и обмани судьбу.
Гро поцеловал ее руку и задержал в своей. — Миледи Мевриан, — сказал он. — Судьбу не обманешь, каким бы умелым шулером ты не был. Не думаю, что есть много людей, которые боятся благородного лица смерти меньше чем я. И я отправлюсь в это путешествие. Есть только одно, что может заставить меня повернуть назад.
— И
14
Распространенное средневековое заблуждение.
В данном случае цитата из восьмой главы Pseudodoxia Epidemica сэра Томаса Брауна, перевод французской поговорки: "Если человек хрипит, значит он увидел волка". Вот цитата из вышедшей в 1691 г. книги "Обсуждение Животных и Превосходство Человека"(перевод с французского Т.Джонсона), стр. 46: "Существует огромная ненависть между Волком и Человеком, которая выдается главным образом тем, что ежели Волк первым увидит Человека, то голос того исчезает и ему невозможно заговорить".
И в своей книге "Чудеса Мира" Альберт Великий (стр 40, изд, 1565) пишет: "Говорят, что если волк видит человека и человек не видит его, человек все равно боится и удивляется, и может только хрипеть. И поэтому, если человек выдержит взгляд Волка, то сие поможет ему собрать храбрость, избавиться от страха и победить его". Надо ли говорить, что все эти книги были в огромной бибилиотеке ЭРЭ.
Знаменитый английский алхимик и эссеист сэр Томас Браун (1605–1682) в своём трактате "Письмо другу", перечисляя тех, кто умер в день рождения, изумлялся тому, что первый день жизни столь часто совпадает с последним и что "хвост змеи возвращается к ней в пасть равно в то же время". Он также считал Уробороса символом единства всех вещей.
Более подробно о нем см..
Я привел развернутый комментарий к этому единственному месту, чтобы показать, какие, по идее, нужны комментарии. И должно быть их не меньше 1000…
Он посмотрел на нее. Но Мевриан сидела с высоко поднятой головой, как ее божественная покровительница, ее нежные губы были холодны и твердо сжаты, а глаза глядели на порт и стоящие на якоре корабли. Она осторожно отняла свою руку у Гро, и тот не удерживал ее. Потом она легко тронула поводья. Гро сел на коня и последовал за ней. Они медленно спустились с холма и бок о бок поехали на юг, к гавани. Но прежде, чем их мог услышать кто-нибудь, стоявший на причале, Леди Мевриан заговорила и сказала: — Не считай меня забывчивой или неблагодарной, милорд. Только попроси, и все, что есть у меня, я обеими руками отдам тебе. Но не проси у меня того, что я не могу дать, или, даже если бы и дала, оказалось бы фальшивым золотом. А это плохо как для тебя, так и для меня, и я не пожелала бы такое врагу, и тем более другу.
Армия погрузилась на корабли и попрощалась с Волле и теми, кто оставался дома с ним. Корабли в полном порядке вышли из бухты, развернули шелковые паруса, и огромная армада поплыла на юг в открытое море. Всю дорогу ветер благоприятствовал им, они плыли быстро и без задержек, и уже на тридцатое утро после отплытия из гавани Сторожевого Мыса они увидели длинную серую линию утесов Верхней Чертландии, омываемую низким прибоем, выстроились в колонну по одному и пошли через проливы Меликафказа, ибо едва ли два корабля могли проплыть бок о бок по этому узкому пути. С каждой стороны проливы закрывали черные отвесные скалы, и морские птицы тысячами белоснежных пятнышек облепили каждый выступ этих утесов. Огромные стаи белых птиц поднялись в воздух, закружили над проплывавшими кораблями, и воздух наполнился их плачем. А справа и слева от них, как фонтаны молодых китов, в воздух постоянно вздымались колонны водяной пыли. Ибо величавые бакланы ловили рыбу в этих морских проливах. По три и по четыре они парили в воздухе, каждый следовал в линию за другим, на высоте многих мачт над кораблями; и время от времени кто-нибудь из них застывал, как будто в него попала стрела, и с полураскрытыми крыльями бросался вниз головой вперед, похожий на ослепительно белый дротик с широкой острой головкой; в нескольких футах над поверхностью моря он складывал крылья и, как большой камень, с шумом вонзался в воду. Через мгновение он появлялся на поверхности с добычей в клюве, в ореоле брызг, белый и элегантный, минуту плавал по волнам, отдыхая и размышляя, а потом, мощно ударив крыльями, опять взлетал в воздух, возобновляя свой полет.
Через пару миль пролив стал шире, утесы ниже, и флот прошел мимо красных рифов Уаймназа и белых от морских чаек величавых атоллов Пашнемартрана, одиноко стоявших посреди Дидорнианского моря. Весь день постепенно слабевший ветер нес их корабли на юго-восток. Побережье Меликафказа уходило назад, скрываясь за туманом, и, наконец, исчезло из виду, и только расколотые очертания Пашнемартранских островов еще нарушало ровный морской горизонт. Потом и они погрузились в море, и в мертвой тишине флот поплыл на юго-восток. Солнце склонилось к западным волнам и, вспыхнув кроваво-красным огнем, ушло под воду. Сразу стало темно. Всю ночь они осторожно гребли под странными южными звездами, и при каждом ударе весла по поверхности моря, вода вспыхивала, как огонь. Потом на востоке появилась утренняя звезда, знаменуя
Эту ночь они спали на борту, а на следующий день разбили лагерь и разгрузили корабли, нагруженные лошадьми и оружием. Но Лорд Джусс не собирался задерживаться ни на час в заливе Муэльва, и, отдав приказы Газларку и Ла Фиризу, которые должны были ждать здесь его возращения, запасся провизией для себя и тех, кто должен был сопровождать его в за мрачные скалы в призрачную пустыню Моруна. И прежде, чем настал полдень, все было подготовлено, лорды простились друг с другом, и Джусс, Спитфайр и Брандох Даха отправились вдоль берега на юг к тому месту, где можно было взобраться на скалы. С ними пошел Лорд Гро, по собственному желанию, а также потому, что он уже давно знал Моруну и все ее особенности; и еще с ними пошли Зигг и Астар, женатые на сестрах, которые несли драгоценную ношу, яйцо, они горячо просили Лорда Джусса, чтобы доверил он им эту великую честь. Через час, не без трудностей, они поднялись на барьер и на минутку остановились на краю утеса.
Кожа на руках Гро кровоточила от острых камней. Он аккуратно натянул мягкие перчатки из шерсти ламы, и слегка вздрогнул, ибо донеслось до него дыхание пустыни, мучительное и морозное, и показалось ему, что в южном воздухе висит какая-то тень, а ведь внизу, откуда они пришли, стояла ясная мягкая погода. Хотя и содрогнулось его тщедушное тело, но, пока он стоял на краю утеса, душе его представились высокие и благородные картины. Лишенный облаков свод небес; неизмеримая радость моря; спокойная бухта внизу, драккары и огромная армия, разбившая лагерь рядом с ними; пустота проклятого южного мира, где каждый камень казался похожим на череп мертвого человека и каждый пучок травы казался изломанным на дыбе; лорды Демонландии, стоявшие рядом с ним с таким видом, как будто ничто на свете не могло поколебать их решимость повернуться спиной к земле живых и войти во владения мертвых; и все это представилось Гро одной великой мелодией, которая сдавила ему горло и вызвала слезы на его глазах.
Вот так, через два года после первого путешествия в Чертландию, Лорд Джусс во второй раз вошел в Моруну, чтобы спасти своего дорогого брата Голдри Блазко.
XXVIII. ЗОРА РАХ НАМ ПСАРРИОН
УБАЮКАННОЕ легким ветерком, настолько нежным и ласковым, что даже рябь не бежала по зеркальной поверхности воды, и теплым воздухом, наполненным запахом бессмертных цветов, спало под луной зачарованное озеро Равари. Был последний час перед рассветом. Волшебные лодки, сделанные, казалось, из сияния светлячков, медленно плыли по звездой груди озера. Над растущими на склонах лесами поднимались освещенные лунным светом горы, неизмеримые, огромные и загадочные. На далеких ночных вершинах сверкали шпили Коштра Пиврарха и девственные снега Ромшира и Коштра Белорн. Ни птица ни зверь не нарушали спокойствия: только соловей пел звездам из рощи оливковых деревьев около павильона королевы на восточном берегу. И пел он не ту мелодию, которые обычно поют птицы средиземья, но каждая нота черпала волшебство от духов воздуха или из вечных чувств богов, разговаривающих со святой ночью и наполняющих ее совершенством, и для глаз которых все ее светильники и голоса — абсолютная красота.
Распахнулись шелковые занавески двери павильона, давая дорогу Королеве, питомице высоких Богов. Она помедлила на пороге и посмотрела на лордов Демонландии. Спитфайр и Брандох Даха вместе с Гро, Зиггом и Астаром, завернувшись в плащи, лежали на широких, покрытых росой скамьях, полого спускавшихся к краю озера.
— Спят, — прошептала она. — Хотя он проснулся перед рассветом. Я должна была понять, что только по-настоящему великие люди могут так крепко спать перед великими событиями.
Как лилия или лунный луч, блуждающий под лиственной крышей тихого леса, стояла она, с лицом, поднятым к звездной ночи, воздух которой пропитался серебряным сиянием луны. И тихим голосом начала она молиться бессмертным Богам, называя по очереди их священные имена: сероглазой Палладе, и Аполлону, и Артемиде, легконогой Охотнице, и Афродите, и Гере, королеве Небес, и Аресу, и Гермесу, и черновласому Колебателю Земли. Не побоялась она обратиться с мольбой и к тем, кто из занавешенного портика за Ахероном и Летейским озером диктует свою волю дьяволам подземного мира, и даже к Великому Отцу Всего, для которого время от рождения вселенной до сегодняшнего дня всего лишь жезл, погруженный в безграничный океан вечности. Она молилась всем этим благим богам, самым серьезным образом требуя от них помощи в путешествии, которого еще не знала эта земля: путешествии на гиппогрифе, и не безрассудного дурака, который только убил сам себя, а человека равного богам, с ясной целью и несокрушимым мужеством, который должен заставить воздушного коня перенести себя туда, куда зовет его сердце.