Змея и Крылья Ночи

Бродбент Карисса

Я отступила от тела. Только тогда я увидела, что семья смотрит на меня. Я была тихой, но не настолько, чтобы не заметить, что я была практически на пороге их дома. Мальчик теперь крепко держался за руки матери. С ними был мужчина и еще один ребенок, девочка помладше. Они были худыми, их одежда была простой и потрепанной, испачканной от долгой работы. Все четверо стояли в дверях и смотрели на меня.

Я застыла, как олень, пойманный охотником в лесу.

Странно, что именно эти голодные люди, а не вампир, превратили меня из охотника в добычу.

Может быть,

это потому что, когда я была с вампирами, я знала, кто я такая. Но когда я смотрела на этих людей, границы становились размытыми и неопределенными, словно я наблюдала за извращенным отражением самого себя.

А может, я и была отражением.

Они были похожи на меня. И все же я не могла найти между нами ничего общего. Я представила, что, если бы я открыла рот, чтобы поговорить с ними, мы бы не поняли даже звуков, которые издавали друг другу. Они казались мне животными.

Уродливая правда заключалась в том, что, возможно, какая-то часть меня испытывала отвращение к ним, так же как я испытывала отвращение ко всем своим собственным человеческим недостаткам. И все же другая часть меня — возможно, та, которая помнила, что когда-то жила в таком же доме, как этот, — жаждала подойти поближе.

Я, конечно, не стала этого делать.

Нет, я не была вампиром. Это было очевидно каждую секунду каждого дня. Но я также не была одной из них.

По щеке пробежал холодок. Я дотронулась до нее, и мои пальцы снова стали мокрыми. Дождь.

Капли нарушили нашу безмолвную тишину. Женщина шагнула вперед, как бы желая что-то сказать, но я уже успела ускользнуть обратно в тень.

Я НЕ СМОГЛА УДЕРЖАТЬСЯ от окольного пути проникновения в замок. Обычно я взбиралась по стенам замка прямо к своей комнате через западные башни. Вместо этого я забралась с восточной стороны, перепрыгнула через стены сада и направилась к покоям слуг. Я проскользнула внутрь через окно, выходившее на заросший куст с цветами цвета индиго, серебрившимися в лунном свете. Как только мои ноги коснулись пола, я выругалась и чуть не опрокинулась, когда под моими ботинками по гладкому дереву заскользила куча жидкой ткани.

Смех был похож на карканье ворона и быстро превратился в какофонию кашля.

— Шелк, — прохрипела старуха. — Лучшая ловушка для маленьких грабителей.

— Это место — гребаная катастрофа, Илана.

— Пфф. — Она обогнула угол и посмотрела на меня сквозь сузившиеся глаза, глубоко, с хрипом затягиваясь сигарой и выпуская дым через нос. Она была одета в каскадный шифон, окрашенный в разноцветные волны. Черно-серые волосы, тронутые сединой, уложены на голове с превосходным объемом. С каждой мочки уха свисали золотые подвески, а ее глаза сеткой морщин вокруг были накрашены серо-голубыми тенями и обильно подведены подводкой.

Ее дом был таким же красочным и хаотичным, как и она сама — одежда, драгоценности и яркие оттенки тканей

были разбросаны по всем поверхностям. Я вошла через окно ее гостиной, которое сейчас было закрыто от дождя. Место было крошечным, но гораздо приятнее, чем глиняные, разваливающиеся трущобы в людском районе.

Она оглядела меня с ног до головы, потирая шею.

— Я не принимаю критики от такой вымокшей до нитки крыски, как ты.

Я посмотрела на себя и побледнела. Только сейчас, в теплом свете фонаря, я поняла, в каком беспорядке я была.

— Ты никогда не догадаешься, какая красота под всем этим скрывается, Орайя, — продолжала она. — Ты решила сделать себя как можно более непривлекательной. И это мне кое о чем напомнило! У меня есть кое-что для тебя. Вот.

Своими узловатыми, артритными руками она порылась в скомканной куче рядом с собой, затем бросила кусок ткани мне через всю комнату.

— Лови.

Я поймала его в кулак, затем развернула. Шелковая лента была почти такой же длины, как мой рост, и потрясающего глубокого фиолетового цвета с золотой вышивкой по краям.

— Это заставило меня думать о тебе. — Илана прислонилась к дверному косяку и сделала еще одну затяжку сигарой.

Я не стала спрашивать, где она взяла что-то подобное. Возраст не сделал ее пальцы менее ловкими или липкими.

— Тебе стоит оставить его себе. Я не ношу такие вещи. Ты же знаешь.

Изо дня в день я носила только черную, простую одежду, которая привлекала мало внимания и позволяла мне свободно двигаться. Я никогда не носила ничего яркого (так как это привлекало бы нежелательные взгляды), струящегося (так как это позволило бы кому-то схватить меня) или ограничивающего (так как это препятствовало бы моей способности бороться или убегать). Я носила свои кожаные куртки большую часть времени, даже в гнетущую летнюю жару. Они были безопасными и ненавязчивыми.

Конечно, возможно, я восхищалась красивыми вещами так же, как и все остальные. Но меня окружали хищники. Тщеславие было на втором месте после выживания.

Илана насмешливо улыбнулась.

— Я знаю, что тебе это тоже нравится, крыска. Даже если ты слишком боишься их носить. Проклятый стыд. Молодежь понапрасну растрачивает свою молодость. Красоту тоже. Тебе идет этот цвет. Танцуй с ним хоть голой в своей спальне, мне все равно.

Я вскинула бровь, разглядывая ее коллекцию оттенков.

— Так вот что ты делаешь со своими лентами?

Она подмигнула.

— Все это и даже больше. И не притворяйся, что ты тоже этого не делаешь.

Илана никогда не была в моей комнате, но она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что у меня действительно есть один ящик, забитый маленькими разноцветными безделушками, которые я собирала годами. Вещи, которые были слишком бесполезными, чтобы носить их в этой жизни, но которые, возможно, я могла бы мечтать носить в другой.

Сколько бы я ни пыталась объяснить ей, Илана не понимала моей осторожности. Она уже много раз давала понять, что с осторожностью покончено — «Покончено!» — заявляла она.