Змея в конверте
Шрифт:
— С парнем что будем делать?
— Да сюда же тащи его.
Оля слышала как удаляются шаги одного из преследователей, а второй все топтался рядом. Потом по шуршанию и треску она поняла: притащили тело Андрея.
— Бери за ноги, давай раскачаем, чтобы подальше улетел, на глубину.
Раздался громкий плеск.
— Сейчас за рюкзаком его схожу…
— Да на кой черт он нужен? Без нас утащат, какой-нибудь охотник подберет. Здесь народ такой, мимо добра никто не пройдет…
Промоина, в которой лежала Оля, была совсем небольшой, мелкой, вода не закрывала ее полностью. Стоило им подойти чуть ближе, и ее сразу заметили бы. Но мужики продолжали разговаривать — по-видимому, оттуда
Девушка отрешенно смотрела на траву, влажную землю, стараясь не думать, не вслушиваться, не повторять мысленно беспощадные слова: вдруг они услышат ее. Потом краем сознания отметила удаляющиеся шаги. Она как будто вообще разучилась думать, в голове было пусто. Неизвестно, сколько прошло времени, сколько она так пролежала, когда наконец почувствовала, что осталась совершенно одна на пару километров вокруг. Хотела встать, но в первый момент не смогла пошевелиться: так продрогла, окоченела от неподвижного лежания в холодной луже. Совсем как мертвая: холодное тело и пустая голова. С трудом выползла из ямы и долго, сколько хватило сил, лежа, она была не в силах встать и сесть, растирала себя — сначала руки, потом когда они начали шевелиться, ноги. После этого поплелась к берегу бочажины, надеясь на чудо и боясь увидеть в воде, мертвые лица Жени и Андрея. Их не было, а вот ее куртка и рюкзак до сих пор виднелись посередине.
Отойдя на пригорок, разделась, кое-как отжала одежду, развесила ее по кустам на солнце. Пока вещи сохли, сидела на солнышке. Все-таки было лето, немного она согрелась. Растирая себя вдруг почувствовала боль внизу живота, осторожно приспустила трусы: на подбритом лобке увидела воспаленное, красное, выжженное кольцо с буквой М посередине… Она тупо смотрела на свой живот, не понимая, как это ее странный сон так переплелся с явью? Было что-то той ночью или нет, она так и спала на пороге? А кто тогда поставил ей тавро?! И что из того сна было в действительности?
Оля долго смотрела, как медленно — медленно исчезают все еще плававшие вещи: сначала рюкзак — он постепенно намокал, тяжелел и его потянуло вниз, потом куртка. Она зацепилась за какую-то кочку и долго оставалась на виду. И только когда ее не стало видно совершенно, — болото все затянуло, Оля поднялась. Надела влажную одежду и побрела тихонько вверх по склону, пока не наткнулась на рюкзак Андрея. Присела рядом с ним, словно вновь увидела своего друга — как он тут лежал, выгнувшись через рюкзак, глядя голубыми глазами в небо. Рот у него тогда был чуть приоткрыт, словно он не договорил чего-то…
— Прости меня, Андрюшенька! — сказала она вслух.
«За что они так с нами? Из-за того что они с Андреем подсматривали, что ли? Значит, если бы я не пошла на гору, не стала слушать ветер, ты был бы жив, ведь без меня ты бы не пошел… И Женьку я бросила. Я должна была бы лежать на дне вместе с ней. Спасти не смогла, так лучше бы я тоже утонула… Простите меня, оба!»
Потом она подняла рюкзак, поискала ружье, не нашла. Видать, сволочи забрали. Взвалила рюкзак на спину и пошла. Заблудиться Оля не могла, в голове словно компас появился — она чувствовала, где сейчас много людей и была уверена, эти люди безопасны.
13
К вечеру опять стало прохладно, Оля открыла рюкзак и достала куртку Андрея. Она шла, засунув руки в карманы, правый оказался с дырой, ее тонкая рука пролезла в нее и за подкладкой наткнулась на какой-то комочек бумаги. Это были десять рублей.
Видно, она приближалась к деревне, так как следы людей в воздухе становились гуще. Совсем стемнело, когда она дошла до околицы. На шесте была прибита перекладина с названием «Лохово». Обычная российская
Оля тащилась вдоль оград, не решаясь свернуть в какой-либо двор. Здесь было много сейчас видимых ей следов, они покрывали всю улочку, растекались над землей, заползали во дворы, всюду мягко устилали землю, и постепенно Ольга перестала их замечать. В одиночестве плелась она, деревня как вымерла, пусто, изредка только слышался мат, крики, плач детей. Она прошла десяток дворов, мимо трактора, брошенного прямо посреди улицы, и наконец увидела несколько женщин, стоящих у магазинчика. Бабы уставились на нее, как на привидение.
— Здравствуйте.
— Откуда же ты, милая, идешь?
Оля повторила весь рассказ, так как они говорили у «староверов»: геологи, потерялись, долго блуждали, только теперь добавила о смерти Андрея и Жени — оба утонули в болоте… Почему-то она сразу решила, что не стоит говорить о той странной деревне, лучше никогда о ней не упоминать. Женщины охали, жалели ее.
— Так ты голодная, небось?
— Да, — жалобно кивнула Ольга, ее губы задрожали, и она разревелась.
Одна из слушательниц, бабулька в платочке, взяла ее за руку:
— Пойдем ко мне, покормлю, отдохнешь. А завтра будет автобус в райцентр, вот и поедешь.
— У меня только десять рублей.
— А зачем мне твои деньги? Я тебя и так покормлю, а кондуктором в автобусе моя сноха, отвезет тебя без билета. Спрячь свою десятку, она тебе пригодится.
Старушка отвела ее в дом неподалеку. В комнате было чисто, двери занавешены ситцевыми занавесками, на полу лежал древний домотканый коврик из разноцветных блеклых полосок того же ситца, такие дорожки Оля видела в каком-то музее русской старины. Из-за занавески вышла молодая беременная женщина, за нею следом приковылял годовалый малыш. Хорошенький, глазастый, он застеснялся гостьи и спрятался за мать. Выглядывал из-за нее и мило, застенчиво улыбался каждый раз, когда Оля взглядывала на него.
— Вот, Нюра, покорми студентку. Заблудилась в тайге-то.
Оказалось, Оля аппетит свой переоценила, выпила лишь стакан молока с хлебом. У них она и переночевала. Только легла — и будто провалилась в яму, заснула глубоким сном смертельно уставшего человека. А под утро проснулась, ей приснился дурацкий сон, словно она сама себя прижигает… Низ живота у нее ныл, Оля автоматически провела там рукой и сразу отдернула, ощутив под пальцами выбритый болезненный кружок. «Не может быть! Это ведь только сон, они не могли такое сделать с нею!» И тут же поняла — это было. Она села на кровати: боже, мой, какой ужас! У нее было такое чувство, словно ее изнасиловали. Какая дура, зачем она снова пошла подсматривать за ними! Заснуть больше не смогла, лежала, ждала рассвета, а перед глазами вставали расплывчатые картины увиденные в наркотическом дурмане: танец на поляне, пещера, длинная ручка тавра, лежащего на тлеющих углях, и резкий запах паленой плоти.