Змея в конверте

Васильева Лариса Геннадьевна

Оля в колпаке, ничего не соображая и почти ничего не видя вокруг, все же двинулась вниз, Макс поймал ее за руку, придержал и потянул за собой в гору. Она слабо сопротивлялась, но когда ветер принес новые клочья тумана и с новой силой запел свою песню, вдохнула очередную порцию яда и послушно пошла на этот зов. В голове осталась лишь одна мысль: ей надо туда, на поляну… Наверху, над вершинами деревьев, ветер уже в полную мощь играл на красной флейте горы.

— Подожди, там же мучили девушку, я боюсь… — удивительно, что ей удалось это выговорить.

— Мучили? — усмехнулся Макс. — Глупая…

Он уверенно тащил ее за руку. Они успели вовремя: люди в балахонах уже начинали свой танец. Макс подтолкнул Ольгу, как куклу, и они стали в общий круг. Оля ничего не видела сквозь прорези, двигалась туда, куда ее подталкивали. Потом ритм захватил ее, она танцевала, инстинктивно находя нужное движение. Кто-то потянул

ее на землю, она опустилась в белый туман, вдохнула его полной грудью и весь мир куда-то уплыл. Подчиняясь чужой руке, встала и продолжила танец. Смотреть сквозь узкие отверстия было трудно, но ей и не надо было смотреть, достаточно только песни ветра. Сейчас она казалась прекрасной, божественной. Девушка отдалась чудному ритму — танцевала подчиняясь ветру и сердцу, его гулкому, учащенному стуку. Наверное, не все так самозабвенно отдавались этому танцу, кто-то заметил, что пора выводить жертву в круг. Оля слегка налетела на остановившегося перед нею человека, это должен был быть Макс: он же стоял рядом, когда они прибежали сюда. В этот момент к нему подошли четыре человека, вывели на середину, сдернули рубаху. Ольга оказалась втянутой в странную процедуру, у нее перехватило дыхание, теперь она четко видела все происходящее вокруг, но не замечала в творящемся ничего странного, противоестественного, — казалось, все так и должно быть. Чтобы разглядеть обнаженного человека, она машинально поправила балахон, стало лучше видно. Какое же красивое тело! Ее опять подтолкнули в спину, люди снова двинулись по кругу в танце, но теперь время от времени женщины выходили и быстро прижимались к обнаженному, легкими движениями рук лаская его. В какой-то момент кто-то рядом взял Ольгу за руку, вывел ее на середину, и она пошла к обнаженному человеку. В одурманенном мозгу ярко вспыхнула вчерашняя картина, и она, как и все до нее, прижалась к Максу. Сквозь ткань ощутила горячее тело, обняла, лаская и прижимая к себе. Ее вдруг словно обдало жаром, захотелось снять свою рубаху, чтобы между ними ничего не было, впервые до боли захотелось близости с мужчиной… Оля словно забыла, что вокруг стоят люди, отдавалась своим чувствам — и в то же время понимала, что нужно вернуться в круг, что она нарушает правила игры. С трудом оторвалась от него, повернулась, было, к своему месту, но к ней уже подошли и остановили. Она не видела всего, почувствовала только, что ее держат несколько человек, вспомнила вчерашнее действо, рванулась испуганно, потом поняла, что от них не убежишь, замерла. Двое держали ее за руки, другие ловко развязывали шнурки на горловине рубахи и, развязав, потянули вниз. Попыталась удержать рубашку, но они были такими сильными, ее сопротивления не заметили, легко сдернули с нее грубую сорочку. Ольга словно протрезвела, вспомнила, что за этим последует, и задергалась, опять попыталась вырваться, но мужчины держали крепко. Кто-то крикнул повелительно: «Дым!» Ее вновь окутало густое облако, она еще шарахнулась, было, в сторону, бежать, но ее уже подняли и опустили на спину на теплую землю в белый паркий тягучий воздух. Оля вдохнула его и теперь словно со стороны наблюдала за тем, что с нею происходит. Какой-то крепкий мужик удерживая ее одной рукой, другой стал успокаивающе гладить плечо, ласкать грудь, а тот, что держал ногу, вдруг коснулся ее бедра, рука скользнула выше, он тоже ласкал ее. Что с нею творят?! Они тут ненормальные… Ольга хотела вырвать руку и сдернуть колпак, пусть видят, что она чужая, пусть прекратят это! И тут же волны наркотического опьянения унесли ее, и она замерла, испытывая удовольствие от странной ласки и от всего этого ритуала. Ей стало невыразимо приятно. Но в этот момент раскаленный прут коснулся ее ноги, Ольга вздрогнула и вскрикнула от неожиданности, сквозь опьянение вспомнив об ожогах, ожидая резкой боли, но тут же забыла об этом и застонала от нестерпимого желания. Она вздрагивала каждый раз, когда к ее ступням прикасались раскаленные головешки. Потом ее подняли и понесли. Наверное, зашли в пещеру — стало темно. Опустили на шкуру, руки раскинули в стороны и быстро прихватили ремнями.

Аромат здесь был таким сильным, насыщенным, что девушка чуть не задохнулась. К тому же дышать мешал колпак. Сейчас сквозь прорези маски она видела только темные своды пещеры по которым мелькали размытые, нечеткие тени от колеблющегося пламени свечей. До сих пор она ни слова не произнесла, язык не слушался ее. Кто-то, стоя над нею чем-то капнул на живот, и стал быстро растирать мазь по ее телу: по животу, груди, ногам потом его руки скользнули прямо туда, внутрь. Это было непередаваемо: стыдно от того, что ее самых интимных мест касается кто-то незнакомый, скрытый под маской, и в то же время невероятно сладостно. Она застонала и подалась вслед за рукой, но он быстро отстранился. Все вышли. Ольга осталась одна. Если бы ее руки не были

пристегнуты, она в нетерпении стала бы ласкать себя сама. Но могла только извиваться на своем ложе, задыхаясь от благовоний и желания. Сквозь туман в голове пробилась мысль — когда же принесут его, как долго… Воздух был таким спертым, тяжелым, ей становилось все труднее дышать, казалось сердце выскочит из груди. Еще минута — и она потеряет сознание… Пещера осветилась на мгновение — видно приподняли занавес. Она поняла, что внесли того обнаженного человека. И тут же почувствовала тяжесть его тела — его положили прямо на нее. Наверно, сопровождающие еще не вышли, а он уже овладел ею… Первый миг показался ей почему-то очень болезненным, наверно, это действие той мази, а потом она испытала наслаждение…

Она хотела целовать и обнимать его. И он как почувствовал, сдернул с себя и с нее колпаки, это точно был Макс.

— Руки, — между его поцелуями проговорила она, — руки развяжи…

— Подожди, я должен поставить свое тавро.

— Что?! Как лошади?! Прижечь? Опять?

— Да, тихо, тихо, лежи. Так было нужно, чтобы заставить твой организм работать по-другому. А теперь я хочу отметить тебя, чтобы все знали, что ты моя.

Он зачерпнул из миски белую тягучую мазь, и стал обволакивать все ее тело вонючей гадостью.

— Что ты делаешь?

— Это чтобы ты снова меня захотела…

— Я и так хочу… Меня уже мазали.

— Я знаю, лежи. Сейчас ты должна сама себе поставить тавро. Лежи.

Ольга огляделась. В небольшой пещере, освещенной масляным светильником, на небольшом возвышении в большой глиняной миске тлели угли, это от жаровни шел такой аромат. На углях лежал какой-то предмет с длинной ручкой.

— Я должна себя прижечь?! Нет, нет, я боюсь.

— Это быстро. Ты ведь хочешь меня? Или я больше не коснусь тебя.

Он достал опасную бритву и наклонился над нею.

— А-а!

— Ты что кричишь? — удивился Макс. — Я выбрею твой лобок, чуть-чуть, маленький пятачок для моей метки.

— Зачем?

— Это знак, что ты принадлежишь богу любви, ты его жрица, я выбрал тебя.

— Ты бог? — заплетающимся языком спрашивала она.

— Да, я его посланник. Ты же знаешь, любовь жестока, я хочу, чтобы ты кричала от боли и все равно хотела меня.

— Я хочу, хочу. Зачем метка? — Ольга говорила лихорадочно, как в бреду.

Густой спертый воздух пещеры продолжал действовать как наркотик. Она не понимала, для чего нужно прижигать ее, ужасно боялась и хотела только одного: чтобы он снова ласкал ее. Мазь начинала действовать и во много раз усиливала желание. И когда Макс развязал ей руки и сунул дымящаяся тавро, она готова была прожечь себя насквозь, лишь бы он опять приник к ней.

— Куда? Куда? — быстро спросила она, приподнимаясь.

Он направил тавро и она сделала это. Если бы он вовремя не отбросил тавро, она бы искалечила себя. Новопосвященная жрица закричала, упала навзничь, бог любви впитывал ее стоны боли и страсти. Он опять мазнул чем-то прохладным по ожогу, и через минуту она забыла о боли и хотела только одного, чтобы он дольше любил ее.

…Ольга очнулась, удивленно оглядела темные своды пещеры. Почувствовала боль в ступнях и внизу живота, невольно застонала. Тут же рядом зашевелился человек, это был Макс. Он поднялся, достал из ниши какую-то склянку.

— Сейчас все заживет, — плеснул немного жидкости на ожог на лобке, потом себе на ладонь, смазал ее ступни, потом хотел смазать и ее промежность, но Ольга отдернулась со страхом.

— Нет, не касайся меня, — наркотик переставал действовать.

— Чудачка, сейчас все пройдет. — Он провел там влажной прохладной рукой.

Она содрогнулась:

— Не трогай меня, не смей!

— О! Уже так? Лежи, не трону я тебя, не волнуйся.

— Я пойду. — Ольга поднялась, осторожно пробуя наступить на обожженные ступни, заметила рубаху и потянулась к ней.

Действие наркотика еще не прошло окончательно, она нетвердо держалась на ногах и не совсем понимала, что с нею произошло. Выскользнула из пещеры, было уже совсем темно. Костер на поляне погас, ветер стих. Быстро побежала через площадку, услышала за спиной шорох, оглянулась: кто-то приподнял занавес и скользнул внутрь. Слабый свет лампады на миг осветил женскую обнаженную фигуру.

Ольга добежала до тропинки, сообразила что нельзя показаться своим в таком наряде, вспомнила о своих вещах, каким-то чудом нашла их, быстро сбросила рубаху, натянула джинсы, кое-как попала ногами в кроссовки и тут ее кто-то схватил за руку. Она повернулась: в темноте разглядела бородатое лицо, смутно знакомое. Это был тот мужик Захар, который вел их в деревню. Тот, что помоложе, который ударил Андрея.

— Я так и знал. Что, понравились наши игры? Это ты вчера у скалы с пацаном подглядывала? Что же ты в кустах сидела, надо было бы со всеми, на поляне. Я бы тогда тебя хорошо обработал… Ну и сейчас еще не поздно…