Змея
Шрифт:
Но, наблюдая за Сандрой, он изменил свое мнение. Она была не такой, как все. В этой девушке таилось нечто неуловимое, какое-то невидимое силовое поле. Ее сила была не явная, а словно сокрытая в глубине лесного озера. Он понимал язык ее тела: Люк ей нравится, но ничего больше она не хочет. В этом вся беда.
После ужина уезжать было слишком поздно, так что они решили остаться на ночь. Они сели на крыльце и слушали пустынную мглу и Рика, который говорил так, будто кто-то всадил в него иглу от патефона. Время от времени Люк вставлял свои комментарии по поводу того, какой отсюда прекрасный вид, хотя
Рик засмеялся:
— Я построил дом на холме не затем, чтобы любоваться окрестностями.
Она заметила, что, когда Рик смеется, глаза его остаются неподвижными. Смех придавал им не счастливое, а беспомощное выражение, как если бы его выставили за дверь. Он вызывал в ней чувства, которые вызывает саламандра из живого уголка в школе или бездомная собака.
— Я построил этот дом на холме, чтобы видеть, кто приближается. Держу руку на пульсе.
Хорошо. А что тут скажешь? Пусть поболтает, пока они будут плыть на крыльце по морю песка. Песка, терпеливый план атаки которого состоял в том, чтобы пережить все живое. Ветер, наигравшись раздробленными косточками и сушеной травой, остановился у крыльца послушать мертвенный голос Рика.
— Месяц назад я был в пустыне, ехал и увидел этот каменистый утес. Я оставил машину и полез на него. Взял ружье — на случай, если встречу гремучую змею. Только забрался на вершину, — смотрю, что-то двигается, маленькое такое пятнышко. Я жду, пятнышко все больше и больше, но вот показалась машина. Съехала с дороги и остановилась футах в тридцати от моей. Когда парень вылез из машины, я приставил винтовку к плечу. Парень незнакомый. Наверное, хотел помочь, решил, что у меня мотор перегрелся… а я прицелился прямо в него. Когда он был метрах в трех от моей машины, я выстрелил в землю у его ног. Никогда не видел, чтобы люди так быстро падали. Помнится, я улыбался, приговаривая: «Умница, хороший мальчик», — знаете, как сюсюкают с собаками? Он встал и попытался дойти до своей машины, я выстрелил снова. Каждый раз, когда он делал движение, я останавливал его. Иногда заставлял идти задом. Это было сложнее. Он очень испугался. Мне пришлось быть настойчивым. После того, как он догадался, стало не так забавно.
— И долго ты его мучил? — осторожно спросил Люк.
Ветер сидел на крыльце рядом с ними и смотрел в бледные голубые глаза Рика. Шаль из серых облаков спала, обнажив кусок неба, беззвучно взорвавшегося миллиардами звезд.
— Я пригвоздил его к тому месту на несколько часов. Мы по-настоящему узнали друг друга. На закате я отпустил его. Он настолько привык держаться подальше от своей машины, что мне даже пришлось применить силу.
Рик замолчал. Никто не говорил ни слова.
— Жаль было с ним расставаться. Мне нравится думать, что он живет поблизости и что когда-нибудь я приду в бар, а он там будет рассказывать эту историю, и мы снова встретимся.
— Ты отпустил его?
— Да. Я мог бы его убить. Но отпустил. Наверное, я просто хотел с ним поговорить.
Ветер соскочил с крыльца и умчался в пустыню.
Той
— Не верится, что он твой брат.
— Почему? Потому что мы не похожи?
— Он такой правильный, а ты дикий.
— Вот тут ты ошибаешься. Он безумец. Я бы никогда не стал убивать, если мне не хочется. А он бы убил. Он хладнокровен, к тому же умнее меня. Раньше я издевался над ним, говорил, что у него нет сердца, чтобы разозлить и заставить подраться.
— Я думала, вы близки.
— Ха, были. Нам нравилось драться. Это было клево. Я прошу его передать молоко, он бьет меня, я толкаю его, — и так до тех пор, пока мы не выдохнемся.
— А что говорил ваш отец?
— Не испачкайте кровью ковер.
— Ему было наплевать?
— Конечно нет. Просто он все равно не смог бы нас разнять. Мама пыталась, потому что Рик был одаренным музыкантом, собирался стать пианистом.
— Он играл на рояле?
— Да. Она хотела, чтобы я рисовал или лепил из глины. — Сандра почувствовала, как Люк улыбнулся в темноте. — Ты думала, мы из низшего класса, дети дальнобойщика? Мой отец был профессором теологии и философии в Калифорнийском университете. К шестнадцати годам мы с Рикки стали наркобаронами в университетском городке.
— Нет, Люк, я хотела спросить, разве ему наплевать на то… что вы преступники?
— Ты рассуждаешь, как моя мама.
Сандра молчала. Какое-то время они оба прислушивались к ночным звукам: пению сверчков, уханью сов, вою койотов.
— Отец постоянно говорил нам: «Законы существуют для толпы, но, обретя знания, вы можете сами управлять своей жизнью».
— Значит, он по-настоящему вас любил.
— Конечно любил. Это мама все время сходила с ума. Она то и дело бросала его и тащила нас за собой. Как-то раз мы пару недель прожили на пляже, потому что она не смогла найти никакого другого пристанища. Но мы были детьми, и нам было весело.
Сандра изогнулась под одеялом, повторяя изгиб его тела.
— А что с ней случилось?
Рука Люка скользнула по ее спине.
— Она живет в холмах в секте адвентистов Седьмого дня.
— Да ну? — Ей нравилось, как он гладит ее. Казалось, будто он сам слепил ее тело и знал каждый его кусочек и то, как эти кусочки соединяются. — А твой отец?
— В конце концов он спился и не захотел взять нас к себе. Тогда-то Рикки и научился быть хладнокровным.
— Но ведь ты не такой.
— Нет… поцелуй меня.
Она поцеловала его, и одиночество снова отступило.
7
Стервятник
Сандра спит и видит во сне двух мальчиков, в сумерках играющих на пляже. Они дерутся, как щенки. Борьба хоть и непрерывная, но вялая и, похоже, ни один из мальчиков ни разу не пострадал. Выше на берегу молодая женщина в джинсах жарит на маленьком костре пару хот-догов. Она встает и зовет детей: