Змиулана: красавица или чудовище?, Соловьева Елена

Змиулана: красавица или чудовище?

на обложку

Соловьева Елена

Шрифт:

empty-line/>

Дана, несмотря на усилия Дмитрия, все же успела заметить злополучную вещь и недоуменно приподняла тонкую, хорошо очерченную бровь, требуя объяснений. Но Селиванов сделал вид, что не заметил ее жеста. Когда же он преподнес невесте украшение, Дана приняла его с благосклонной улыбкой, усилием воли подавив в себе нарастающий гнев. Она прекрасно знала правила, по которым играл Селиванов, и понимала, что если не сможет сдержаться, то не видать ей обручального кольца как своих ушей.

— Эти серьги прекрасно сочетаются с моим платьем, — мило проворковала Дана, целуя Дмитрия в щеку. — Я польщена.

— Рад, что тебе нравится, —

отозвался Селиванов. — Поедем сейчас, или выпьем по чашечке кофе?

— Думаю, нам действительно стоит немного задержаться: к опоздавшим гости проявляют особый интерес.

Дмитрий криво ухмыльнулся в ответ и приказал горничной подать кофе. Он занимал не последнее место в списке приглашенных, а потому вполне мог позволить себе такую роскошь, как опоздание. То, что Дана обожает эффектные появления и всеобщее внимание, нисколько не омрачало его, скорее наоборот, добавляло остроты их отношениям.

Невеста Дмитрия отставила свою чашку в сторону, испытующе присмотрелась к нареченному.

— Как полагаешь, мы можем заняться любовью, не испортив мне макияж? — поинтересовалась она.

— В этом случае нам придется отказаться от нескольких забав, которые тебе так нравятся, — не глядя на невесту, предупредил Дмитрий. — Ты согласна?

— При условии, что ты возместишь мне это упущение, — заметила Дана.

Происходящее между парой действо не попадало под понятие «любовь» даже с большой натяжкой. Дана, чопорная и холодная в свете, отличалась упорным стремлением подчиняться в постели. Она обожала разыгрывать из себя рабыню. Нет, она не любила, когда ей причиняли физическую боль, но приходила в трепет, когда ее унижали. Морально и физически.

Дмитрий и Дана, не глядя друг на друга, сняли одежду, предназначавшуюся для приема. Следуя заведенному правилу, девушка опустилась на четвереньки, подползла к будущему супругу. Скорчив презрительную мину, Дмитрий грубо поставил ей на грудь ступню все еще обутую в блестящий ботинок. Дана покорно развязала ему шнурки; не удержалась, и слизнула с темной подошвы прилипшую к ней пылинку. Оставшись полностью раздетым, Дмитрий взял в руки свое уже порядком возбужденное достоинство и велел партнерше раскрыть рот. Девушка подняла голову и отрицательно мотнула головой. Тогда он притворился разъяренным и ударил девушку по лицу — не рукой, а тем, что было зажато в ней. Этот жест был очень легким, едва ли ощутимым, но привел Дану в восторг.

— Сделай это, прошу тебя, — жалобно проскулила девушка. Селиванов знал, о чем его просят, но не спешил. Дана должна была не просто просить, а умолять, вкладывая в свои слова всю присущую ей страсть.

— Господин, позволь мне насладиться твоим соком, излей его мне на грудь, — вдохновенно произнесла девушка, припадая к стопам Дмитрия, осыпая их поцелуями.

Сказать по правде, Селиванову не очень-то нравились подобные затеи, но он должен был отплатить невесте за ее терпение — не каждая женщина способна промолчать, узнав о сопернице. Снисхождение к проделкам Дмитрия, возместилось Дане сполна. Она получила то, о чем умоляла: мужчина помочился ей на грудь. Девушка счастливо выдохнула и стала размазывать по телу пролившуюся на нее влагу. От того, чтобы подставить под горячую струю свой жадный рот, она удержалась, зная, что после этого Дмитрий долго не захочет целовать ее в губы. Испытав первый экстаз, Дана развернулась к мужчине спиной, подставляя

ему свой упругий зад. Прогнулась в спине как кошка и покорно сложила ладони на залитом влагой ковре. Чтобы добавить невесте удовольствия, Дмитрий не взял ее сразу. Прежде он несколько раз хлопнул ладонью по ее округлим ягодицам — ощутимо, но не оставляя видимых следов. Дана вскрикнула от восторга и закусила собственную ладонь. Не желая опускаться на измоченный ковер, Селиванов приказал невесте облокотиться на кресло. Дрожа от предвкушения, девушка послушалась и нетерпеливо вильнула попкой — она была готова к соитию. Дмитрий оседлал ее как норовистый конь, фырча от испытываемого удовольствия.

Когда бешеная скачка закончилась, пара отправилась в душ, дабы вновь напустить на себя видимость презентабельности и равнодушия.

— Спасибо, милый, — поблагодарила жениха Дана, выглядевшая неимоверно счастливой. — Мне так приятно, что ты не отказываешь мне в просьбах. Обещаю, в следующий раз все будет именно так, как ты любишь, — свечи, музыка, нежность.

— Не утруждай себя, — возразил Дмитрий. — Меня все устраивает.

«Уж конечно! — взорвалась про себя Дана. — Для романтики ты всегда найдешь кого-то еще! Да и пусть! Мне так, между прочим, только лучше». Однако высказать подобное мнение вслух она не отважилась.

Дальше все пошло по обычному распорядку: вежливые улыбки, рукопожатия, разговоры ни о чем, а также изобилие в еде и напитках. Обычный прием у обычного губернатора. Ничего нового!

Ближе к концу мероприятия Дмитрий настолько утомился от фальши, что предложил Дане сбежать, снять номер в мотеле и продолжить их телесное общение.

— Но я еще не готова уезжать, — «скисла» Дана, — к тому же, еще не все подруги успели рассмотреть твой подарок. — Девушка умоляюще взглянула на Дмитрия и провела тыльной стороной ладони по его подбородку.

— Как знаешь, — отозвался Селиванов и нетерпеливым жестом увернулся от ласки. — Мне здесь все осточертело, запас моих улыбок и комплиментов иссяк! Если ты желаешь продолжить свой триумф, то оставайся. Только сделай милость, не позорь мое честное имя.

— Я буду паинькой, — пообещала девушка, нисколько не удивившись настроению спутника. Для того чтобы остаться в роли невесты известного бизнесмена, ей приходилось терпеть многое, в том числе перепады настроения Селиванова и его плохо скрываемую ненависть к сливкам общества.

Глава 3

Долговечность наших страстей не более зависит от нас, чем долговечность жизни.

Жан де Лабрюйер

Дмитрий решил, что раз Дана предпочла остаться на приеме, то и он имеет полное право провести вечер так, как хочется ему. Правда, Селиванов в любом случае неизменно поступал так, как требовало его личное эго, нисколько не считаясь с чувствами других.